Подобных «умельцев» Стас тоже навидался. Частенько сидели они возле кабаков с перевернутой шапкой на земле и заправленными под ремень рукавами. Грязные, запаршивевшие, но все еще хранящие остатки гордости, не позволяющие окончательно распрощаться со всем человеческим, плюнуть на прошлое, отрешиться и, упав на колени, жрать помои с заднего двора, как сделали уже многие. Он не раз ловил себя на мысли, что хочет подойти к бедолаге и спросить, каково это. Каково здоровому крепкому мужику лет тридцати-сорока, не раз со смертью под руку хаживавшему, одним махом потерять все? Каково это, когда сегодня, вчера, позавчера ты при деньгах, набит патронами, обласкан шлюхами, на столе чистое бухло и хорошая жратва, а завтра… Завтра ты уже на самом дне выгребной ямы, больной, голодный, немощный. Бывшие дружки, с которыми недавно братался по пьяни, отворачиваются и делают вид, будто знать не знают вонючего калеку оборванца. Алчные бляди, стелящиеся всякий раз, как ты возвращался «с полей», обливают тебя тошнотворной смесью презрения и сочувствия. Сопливая малышня, как зверье, почуявшее слабую беспомощную добычу, травит изо дня в день, насмехается, плюет, валяет в грязи, а ты можешь только огрызнуться в ответ или уйти, убежать, спрятаться в дальний, темный, грязный угол и сдохнуть там забытый всеми, похороненный заживо.
Он хотел спросить. Много раз. Но что-то останавливало. Рука бросала в подставленную шапку патрон, а язык прилипал к небу. И только одна мысль ворочалась в голове, пытаясь поудобнее устроить свои жирные бока на жесткой рваной подстилке-совести: «Хорошо, что не я».
Стас взял шомпол и, обогнув адский механизм, двинулся вперед. Больше подобных сюрпризов на пути не встретилось, и минут через пять подошвы берцев снова коснулись твердой и относительно безопасной земли.
Идти знакомой дорогой через южный район сейчас было бы, мягко говоря, не самым умным решением, и Стас предпочел заложить крюк лесом, держась подальше от стены и в особенности ворот. Ведь, как известно, слухи имеют замечательную способность разлетаться быстрее самых важных приказов и распоряжений, так что наиболее рьяные функционеры уже вполне могли приступить к удовлетворению невысказанных чаяний муромского руководства. Темный сосновый бор к западу от переезда опять принял беглеца в свои мрачные владения, как и шесть дней назад, когда тот, заливая кровью бурое покрывало из иглиц и лишайников, спасался от идущего по пятам…
«Шесть дней? — подумал Стас, вспоминая те, казалось, давно уже минувшие события. — Неужели всего шесть? Чертов город! Не нужно было сюда соваться. Все одно к одному. Столько говна за шесть дней. Уму непостижимо. Сначала пидорас Валя со своим, блядь, должком, но тут уж — чего душой кривить? — сам хорош. Потом Коллекционер. Непонятный тип, — Стас хмыкнул, удивляясь собственному нежеланию клеймить охотника матерными приставками. — Рейдеры — это еще туда-сюда. Хотя, если килограмм говна смешать с килограммом меда, получится два кило говна. Впрочем, там оно собственного розлива, не муромского. Дальше у нас матерая сучара Буров со своими отмороженными эсэсовцами. Опять Коллекционер. Еще раз имбецилы в форме, чтоб ничего от жизни сладкой такой не послипалось. Снова Буров — мразь прожженная. Скользкий гаденыш Ренат Маратович — сейчас, наверное, пятый угол ищет, ссаньем в ботинках хлюпая. И, наконец, встречайте, — Стас даже плечи распрямил, вжившись в роль конферансье, оглашающего выход на сцену очередного участника представления. — Леший! Крутой мужик, с ног до головы покрытый боевыми шрамами ветеран-головорез, прирожденный командир, воодушевляющий идущих за ним собственной беспримерной решимостью! А на поверку — дешевая сопливая блядь. Все. Спасибо тебе, Муром — славный русский город, родина былинных героев! Последнее дело, и гори ты синим пламенем».
Гореть Муром пока не спешил, но к тому времени, как Стас миновал раскинувшееся правее скопище лачуг южного района, окна уже заблестели первыми огоньками, вспыхивая и затухая меж деревьев, будто крошечные маячки. Небо заметно потемнело, все четче обозначая профиль луны. Сосновый лес постепенно перемешался с разросшимися всюду тополями, нанесёнными видимо с многочисленных городских аллей, а скоро и вовсе сошел на нет, превратившись в чисто лиственный. Тополино-осиновая роща сделала крутой заворот налево и пошла дугой в обход пустыря, усыпанного строительным мусором. На дальнем краю этой серой маленькой пустыни, ощетинившейся острыми пиками колотых свай, виднелись темные, лишенные признаков жизни развалины улицы Жданова.
Чахлая, едва заметная на фоне битого кирпича и бетона растительность, с громадным трудом пробивающаяся к свету из-под мусорного саркофага, обвивала торчащие отовсюду ржавые штыри арматуры, цеплялась куцыми побегами, словно увечный, из последних сил пытающийся встать на перебитые ноги.
Стас решил, от греха подальше, не соваться на открытую местность, тем более что шагать по захламленному пустырю было отнюдь не легко. Железобетонные капканы терпеливо ожидали неверного шага, чтобы сдавить подвернувшуюся ступню промеж блоков, прихватить гнутыми стальными прутами, резануть стеклом. Да и черт знает, какую еще дрянь свозили сюда доблестные строители муромских фортификаций помимо лома. Лес обычно не слишком разборчив в выборе мест произрастания и с бывшими завоеваниями человечества церемониться привычки не имеет, берет свое тупым напором. Но не здесь. Этот пустырь зеленый владыка обошел стороной, будто побрезговал. А раз так, причина была веская. То, что не берет даже лес, лучше оставить в покое — эту простую истину Стас усвоил давно, еще когда бегал мальчишкой в компании знакомых пацанов с района на ВХЗ. Вэ Ха Зэ — три буквы складывающиеся в полумистическую зловещую аббревиатуру, что манила к себе безмозглых малолеток, как говно мух. Стас после того случая не раз задавался вопросом: «Ради чего?», но ответа себе так и не дал. Возможно, все дело было просто в скуке.
Владимирский Химический Завод располагался на окраине старого города, в так называемых брошенных землях. Изрядно поредевшее за послевоенные годы население отступило к центру, без боя сдав матушке природе едва ли не две трети городской территории. Сбиваясь в кучу, стремясь утрамбоваться поплотнее, владимирцы, подгоняемые бесконечными нападениями мародеров, отходили все дальше и дальше, оставляя один важный объект за другим. Укрепленные блокпосты — анклавы некогда полумиллионного города на враждебной ныне земле — создавались лишь вокруг наиболее значимых элементов рухнувшей инфраструктуры, тех, без которых город попросту не выжил бы. ВХЗ в число таковых, разумеется, не вошел. Громадный производственный комплекс, одно из градообразующих предприятий, бросили спешно. Ни о какой эвакуации оборудования и материалов речи не шло. Завод, по всем раскладам, ожидала стандартная для любого бесхозного объекта судьба — разграбление, запустение и, как логичный конец, полное уничтожение силами наступающей растительности. Но… даже спустя больше полусотни лет этот покинутый людьми колосс продолжал держать оборону. Густой смешанный лес, обступивший Владимир со всех сторон и зажавший в зеленые тиски, доходя уже едва ли не до Золотых Ворот, ВХЗ не тронул. Старшие ребята — пацаны лет четырнадцати — хвастали тем, что пробирались к самому забору таинственного комплекса и с придыханием рассказывали о его невероятной сохранности, абсолютно необъяснимой на фоне давно перемолотых лесом в труху окружающих строений.
