— Нельзя ей из Зоны, — вздохнул я. — Да и как на неё выпивка действует, не в курсах. Однако команда получается неполная. За неё. Спасибо тебе, Пеночка.
— Да, за неё, — согласно кивнул «фримен», сделал глоток, передал мне.
— За команду. — Коньяк ласковым огнём согрел рот, тепло побежало по телу. — Ура, мужики. Мы дошли.
— За Луня и Хип, — тихо сказал Философ и допил спиртное. — Спасибо вам. Вот. Довели меня за Периметр. Знаешь такого чувака, Фреон? Его Сионист зовут. Так вот, ты встреть его обязательно и скажи, Ересь, мол, передал, что люди на сорта не делятся. Он поймёт. Разговор-то он небось не забыл. Хех…
Болтая о том о сём, мы даже и не заметили, как пролетело время. Машина, чёрный «ленд крузер», приехала даже немного раньше обещанных Хорём четырёх часов. Два коротких, длинный и снова два коротких гудка — условленный сигнал, и Фельдшер извлёк из рюкзака маленький кейс с жёсткими дисками, улыбнулся.
— Ну, пошли, что ли?
— Погоди. Мы чуть отстанем.
— Чего, мэн, паранойя разыгралась? — «Свободовец» хлопнул меня по плечу. — Да там наши чуваки, не дрейфь, те, кто «Свободу» финансирует. Братья по разуму.
— Бережёного свинья не съест. Давай иди. А я вон там прилягу, отдохну.
— Ну, смотри. Перестраховщик.
— Скажи, что ты один, понял?
— Ну… хорошо. — Фельдшер пожал плечами, посмотрел странно, поднялся и пошёл к автомобилю.
Пока «фримен» выходил к машине, я, не поднимаясь, перекатился к упавшему дереву, выщелкнул лёгкие сошки, прятавшиеся в цевье моей «феньки», знаком показал Ереси лежать и приник к оптике.
Фельдшер поднялся на обочину, махнул рукой, и дверь машины открылась. Два человека в утеплённых куртках-пуховиках вышли на дорогу, по очереди пожали руку «свободовцу», заулыбались. Должно быть, действительно зря я перестраховался — лица у этих людей были даже приятные, два интеллигентных молодых человека. Голосов я не слышал, но хорошо видел в шестикратный прицел, как они взяли кейс, что-то спросили, рассмеялись, по-дружески хлопнули Фельдшера по плечу. Потом долго стояли, разложив на капоте карту, «фримен» водил по ней карандашом, что-то рассказывал, те переспрашивали, покачивали головой. Снова пожали руки, и Фельдшер, взяв маленькую чёрную сумку, начал уходить. Не переставая улыбаться, один из молодых парней заглянул в салон, что-то поискал там и вылез уже с укороченным автоматом, на который явно заранее был навинчен длинный чёрный глушитель.
Вот тебе и «братья по разуму».
Прицелится в спину Фельдшеру я ему не позволил. Он ещё только подносил автомат к плечу, когда я аккуратно положил ему пулю прямо между глаз. Выпустив из затылка длинный розовый шлейф, хорошо одетый молодой человек завалился на спину. Фельдшер, услышав выстрел, резко отпрыгнул в сторону, упал, перекатился на бок. Второго, успевшего выхватить из подплечной кобуры пистолет, я уложил ещё одним выстрелом. Из открытых дверей «тойоты» выглянули два автоматных ствола, затрещали очереди. Пули сочно защёлкали по веткам, сбили иней с травы, от поваленного дерева отлетела кора, но я перевёл флажок в режим автоматического огня, и «фенька» выдала короткую частую очередь, выпуская в машину весь остаток магазина. На чёрном теле джипа появились серые пятна, разом побелели и осыпались стёкла, гулко лопнула шина. Стрельба прекратилась, и из открытой двери машины на дорогу медленно вывалился третий «друг по разуму», а четвёртый просто обмяк на заднем сиденье — в прицел было видно, что у него пробит висок.
Фельдшер безучастно осмотрелся, плюнул, да так и остался сидеть на земле, пока я укладывал трупы в машину, удивляясь, отчего это Ересь не спешит помогать, и отогнал автомобиль в лесок. Лужи крови на дороге, впрочем, остались, и это было плохо. Надеюсь, успеем уйти назад в тоннель прежде, чем алые пятна на асфальте привлекут внимание какого-нибудь патруля.
— Эй, подъём! Хорош сидеть, блин, валим! — Я резко схватил «фримена» за плечо, встряхнул, и он посмотрел на меня совершенно потухшим взглядом.
— Как же так, сталкер? Ведь они же наши… «свободовские»… я одного даже знаю. Почему?
— По кочану. Потом, понял? Давай поднимайся. Эй, Философ, куда пропал, собираемся. Ау!
И тут у меня перехватило дыхание. Парень лежал на боку, держась за живот, и я ужаснулся тому, как много было под ним крови. Я осторожно перевернул его.
— Вот… блин… — едва слышно прохрипел он синеющими губами. — Слышь… это хана мне… В общем… ты скажи. Скажи честно. Ведь люди на сорта… не делятся, да, сталкерок? Я же… это… не такой плохой был… всё-таки, а? Мог ведь… ты расскажи Сионисту, когда встретишь его. Расскажи, кто я. Не хочу, чтоб он плохо про меня… это…
Лицо Философа побелело и заострилось. Он так и не договорил.
— Не делятся, дружище. Ладно, брат. Скажу. Обещаю.
И, только когда закрыл я ему уже стекленеющие глаза, накатило чернотой. Совсем молодой парень. Совсем молодой. Ведь уже вывели из Зоны, ему бы только жить теперь.
Ненависть не давала заплакать. Суки… какие суки…
Фельдшер, почерневший лицом, долго стоял рядом с погибшим Философом, потом поднял его на руки и отнёс к машине. В этот момент из салона джипа послышалась трель телефона.
«Свободовец» приложил палец к губам и поднял трубку телефона с широким набалдашником спутниковой антенны.
— Ну, как прошло? — Связь была настолько качественной, хорошей, что я без труда признал голос Хоря.
— Да всё отлично, — с незнакомой хрипотцой, на низких нотах ответил Фельдшер. — Положили мы его.
— С ходоком должен быть сталкер и отмычка, они теперь ни к чему. Их убрали? — продолжал Хорь, но Фельдшер, хоть и страшно блеснул глазами, интонации не изменил.
— Они тоже готовы. Чё делать с этими?
— Прикопайте там же, в одной яме, да не светитесь особо. Да, и пошарьте по кармашкам, у сталкера вроде есть почки «пузыря» и деньги.
— Лады, — прохрипел «фримен».
— В общем, Костику я сообщу, что дело в шляпе. Молодцы, парни. Уходите оттуда. — И Хорь отключился. А Фельдшер щёлкнул маленькой кнопкой записи звука и положил телефон в карман.
— Пошли, — просто сказал «фримен», направляясь в сторону тоннеля. Я так и не смог уговорить его оставить мёртвого друга. Он нёс Философа несколько километров в подземельях, после чего, не выпуская его из рук, отдыхал, снова поднимался и упрямо шёл вперёд. За весь путь я не услышал от него ни слова.
Хорь понял всё.
Он даже не закричал, а просто смертельно побелел и отвернулся к стене, когда Фельдшер вынес из подземелья тело Философа и осторожно уложил на диван, а я, направив ствол «фени» торговцу в грудь, молча кивнул в угол.
