– Похоже, мы говорим на разных языках…
– Что уж тут поделаешь… Так, наверное, было всегда. Я молодой, а ты старый. Не в смысле, что дряхлый, а вообще… Поживший… Ты боишься оглядываться в прошлое. И меня этому учишь. А у меня нет никакого прошлого. У меня все впереди. И на этой дороге я должен пройти через все, что ни выпадет. И через суд, и через дисбат, и через бесов, и еще через многое другое… А сейчас извини. Скоро опять начнется заваруха. Надо хоть как-то подготовиться…
– С чего ты взял? Вроде угомонились бесы. – В душу Синякова вкралось подозрение, что Димка просто ищет повод прекратить этот тягостный разговор.
– Способность у меня такая открылась. Бес еще только собирается какую-нибудь пакость совершить, а я уже чую. Потому, наверное, и уцелел… Те двое, что вместе со мной сюда прибыли, в первый же день сгинули… Меня даже комбат похвалил. Из тебя, говорит, со временем еще тот колдун получится. Нечистая сила рыдать будет.
– Вот даже как… И откуда что взялось? Раньше ты все больше с техникой возился… Впрочем, ясно. По материнской линии пошел. Мамаша твоя – ведьма из ведьм.
– Да и ты перед бесами не спасовал. А это не каждому дано. У нас есть старослужащие, которые от одного их вида в штаны кладут. – Димка умолк, вслушиваясь во что-то, доступное лишь ему одному. – Ты бы, батя, лучше в тыл вернулся. Здесь сейчас жарко будет.
– Даже и не заикайся, – твердо ответил Синяков. – Я остаюсь с тобой.
– Как хочешь. Нам каждый человек дорог. Только учти, сейчас бесы другие козыри предъявят. Повесомей.
В пустые окна лесопилки влетела стая крылатых уродцев, похожих на крошечных чертенят.
– А ну выметайтесь отсюда, христово стадо! – хором завопили они. – Иначе из вас сейчас клоунов сделают! Сам Соломон скоро будет здесь.
– Прочь пошли, мандавошки! – Димка запустил в них поленом и уже специально для отца пояснил: – Это мы такую кликуху ихнему авторитету дали. Вот бесы и подхватили. У них в общем-то не принято друг друга по имени называть. А тут прижилось. Соломон да Соломон. Много я о нем слышал. Гад еще тот. Дров может наломать, если захочет.
– Я в курсе, – кивнул Синяков.
Димка тем временем высунулся в окно и, сложив ладони рупором, крикнул:
– Парни, быть всем начеку! Бесы нам какой-то сюрприз готовят! Пусть кто-нибудь к ротному сбегает! Без подмоги нам долго не продержаться.
Вновь взыли волки-оборотни, и на разные лады заголосила всякая бесовская шваль. Нечистая сила со всех сторон собиралась к лесопилке, однако очертя голову никто в атаку не бросался. Бесы явно кого-то ожидали.
Вдруг кавардак в задних рядах прекратился как по мановению волшебной палочки. Послышались возгласы: «Идет! Идет!» Толпа бесов расступилась с такой поспешностью, словно здесь вот-вот должна была проехать ассирийская боевая колесница, сплошь ощетинившаяся пиками, серпами и косами.
В образовавшийся проход неспешным шагом выступило создание, внешний облик которого описать было невозможно, поскольку его пока просто не существовало. С калейдоскопической скоростью менялись контуры фигуры и черты лица. На каждый очередной шаг приходилось по пять-шесть перевоплощений. Бес как бы подбирал для себя соответствующую внешность, долженствующую если и не запугать противника, то по крайней мере озадачить его.
Какой-то солдатик попытался преградить ему путь, но тут же сам превратился в тучу праха, которую услужливо налетевший порыв ветра развеял в окружающем пространстве.
– Атас! – крикнул Димка, чья внезапная бледность проступила даже сквозь пятна копоти. – Все сюда!
Повторять это предложение или, если хотите, приказ, не пришлось. Солдатики врывались в двери, запрыгивали в оконные проемы и быстро занимали места внутри магической фигуры. Сейчас они даже материться перестали. Осознание столь бедственного поворота событий дошло до всех – и до самых тупых, и до самых отважных.
Между тем бес, с легкой руки Додика нареченный Соломоном, уже замаячил в дверях лесопилки. Передвигался он с прежней вальяжной неторопливостью, но в иные моменты уследить за ним было просто невозможно, как и за летящей пулей.
Перевоплощения прекратились. Похоже, что бес окончательно определил для себя тот облик, в котором собирался завершить начатое дело.
Теперь перед горсткой испуганных солдатиков предстал величественный человек, напоминавший собой сразу всех известных тиранов нынешнего века. Статью он удался в генерала де Голля, усищами – в Отца народов, нижней челюстью – в дуче, залысинами – в Великого кормчего, пронизывающим взором – в Хуана Доминго Перона, а легким, но неистребимым налетом плебейства – в фюрера. И все это, взятое вместе, очень напоминало Синякову какую-то вполне определенную личность, уже виденную им раньше.
– Приветствую вас, – произнес Соломон голосом, для такой богатой фактуры несколько писклявым. – Почему приумолкли? Бояться меня не надо. Пришел я в этот мир надолго, а может, и навсегда. Поэтому привыкайте. А для начала не мешало бы восславить мое явление перед человеческим племенем. Громко, хором, а главное – искренне. – Он поднял обе руки, словно собираясь дирижировать. – Поехали! Раз, два, три!
– Козел! Шут гороховый! Упырь! Рвань мохнорылая! Вахлак! – раздалось в ответ.
В Соломона полетело все, что оказалось у людей под рукой – заранее заговоренные осиновые колья и обыкновенные булыжники, сушеные жабьи потроха и толченый с перцем чеснок, экскременты черного кобеля, собранные безлунной ночью на перекрестке дорог, и щепки от гроба самоубийцы.
– И что вы за племя такое, – произнес Соломон с брезгливой улыбочкой (сам он не пострадал ни на йоту). – Все бы вам только мусорить. Как вас только мать-природа терпит. Нет, вопрос с вами нужно решать. Причем самым кардинальным образом.
Небрежным жестом он извлек из угла метлу, которой еще секунду назад там не было, и принялся размахивать ею, не очень старательно имитируя работу дворника. И при каждом таком взмахе разнообразный сор, покрывавший пол лесопилки, бесследно исчезал, словно проваливаясь в иное измерение.
Стоявший впереди Синякова солдатик, по виду старослужащий, выхватил из кармана листок с рукописным текстом и принялся громко декламировать какое-то заклинание, начинающееся со слов: «Изыди, тварь кромешная…» Другие нестройно поддержали его.
– Это вы обо мне? – огорчился Соломон. – Неблагодарные! А я ведь, признаться, хотел избежать насилия. Что нам, спрашивается, мешало провести небольшой философский диспут? Поговорить о небесах и преисподней. О смерти и бессмертии. О коварстве и долготерпении. О вампиризме и вегетарианстве… А вы сразу: «Тварь кромешная». Нехорошо.
