Я сижу в столовой, куда время от времени приводят новичков. Люди, как правило, испуганы, озираются по сторонам, не понимая, куда они попали. Тихо сидят за столами, едят, переговариваясь вполголоса. И одежда, естественно. Их тряпки приводят в порядок — стирают, утюжат, чистят, обеззараживают, почто полно вшей и блох, не вымерзли, однако, твари. Поэтому все в стандартной больничной одежде — распашонке и брюках. Народу неуютно в ней, но новая обстановка не слишком настраивает на воинственный лад: по углам застыли киборги с оружием, в центре изображает из себя статую Защитник, вокруг меня девочки в форме и тоже со смертоносными игрушками в руках. Ну и моя зловещая физиономия, чёрная форма, и, естественно, Лиэй с алыми глазами и гривой белых волос из-под пилотки. На ней, кстати, тоже мундир цвета осенней ночи. Так что народ, мягко говоря, напуган. Мои же наоборот, улыбаются, оживлённо обсуждают того или иного попаданца к нам, но вот в зал вводят Екатерину Петровну Шаховскую, и я торопливо встаю. Тут же поднимается Лиэй, её лицо озаряется улыбкой, а я машу рукой:
— Княгиня, прошу к нам! Рады вас видеть!
Та замирает на месте, потом на лице появляется узнавание, и она робко и смущённо раздвигает тонкие сухие в улыбке. Дочка вскакивает, подбегает к даме, берёт её за руку, и что-то успокаивающе щебеча, ведёт к нам. Приветствую женщину поклоном. Она смотрит на меня:
— Господин… Торвальд? Это вы?
Осматривается по сторонам, потом вновь возвращает взгляд ко мне:
— Интересная у вас Новая Зеландия и Остров… Как вы его назвали?
Улыбаюсь во все тридцать два зуба:
— Если перевести его с аборигенного, будет просто — Северный Остров. Ну, как вы видите, это не совсем он. Присаживайтесь, пожалуйста.
Она, стесняясь нелепой, на её взгляд, одежды, осторожно пристраивается к краешку стола. Мои девчонки смотрят на неё, тихонько переговариваясь между собой.
— Как я вижу, встречаться за столом становится уже некоей традицией?
Браво! Какая быстрая адаптация! А я ещё опасался футуршока у предков. Нервы у них куда крепче, чем у моих современников!
— Кофе? Чай? Чего-нибудь посущественней?
В зале воцаряется тишина, все смотрят на нас. Кое-кто из новеньких напрягся, ожидая непонятно чего. Княгиня осматривается, совершенно не стесняясь моих девушек.
— Да, господин Торвальд, интересно тут у вас.
Сразу берёт быка за рога, пока сервис робот тащит с раздачи полный поднос блюд — княгиня явно голодна, и плюшки с булочкой для неё на один зуб:
— Как я понимаю, именно вам я и мои соотечественники обязаны жизнью?
Она незаметно приподнимает громкость вопроса, и в наступившей внезапно тишине чётко слышен мой ответ:
— Можно считать и так. Вообще то — Живой- должен был утонуть со всеми пассажирами и командой. Но сейчас он находится на берегу Галаты, и все живы. Ну а вам особенно либо повезло, либо наоборот. Всё зависит от точки зрения. С какой взглянуть. Прошу.
Я обвожу рукой уже накрытый столик. Дама смотрит на Лиэй, не торопясь приступать к еде, хотя и голодна.
— Девочка, рада тебя видеть.
Я улавливаю исходящее от неё тёплое чувство. Получается, что ошибки нет. Бросаю взгляд в сторону, а вот и тот кто мне нужен! В зале вводят очередного новичка, и делает это непосредственно господин Романов. Он бережно поддерживает за локоть подростка лет четырнадцати. Забыл сказать, что все помощники переодеты в стерильные костюмы стандартного хирургического зеленоватого цвета и их лица спрятаны за маской. Едва бывший царь определяет паренька к столу, я машу ему рукой и громко произношу:
— Вы не моли бы подойти к нам, Николай Александрович?
Тот бросает на меня взгляд из-под маски, закрывающей нижнюю половину лица, но всё же подходит. Я спрашиваю его нарочито демонстративно, хотя кластер уже давно доложил ход дела в режиме реального времени:
— Много ещё, Николай Александрович?
Он секунду прикидывает:
— Осталось около двадцати человек. Пятеро ещё не встали, доктор Йола говорит, что у них внутренние осложнения и возможно понадобится капсула.
Киваю.
— Разумеется, Николай Александрович, и спасибо вам и вашему семейству за помощь. Мои люди проработали всю ночь, вы и сами видели. Поэтому ваша помощь неоценима.
Тот машинально кивает:
— Долг государя — заботиться о подданных…
Шаховская роняет ложку, не верящим голосом переспрашивает:
— Г-государя?!
Экс-монарх смотрит на неё, потом с некоторой досадой выдаёт:
— Я просто помогаю людям. Как моя жена и дети. А здесь государь — господин Торвальд.
Разворачивается, уходит. Екатерина Петровна смотрит ему вслед, потом на меня, облегчённо вздыхает:
— Ух… Я уже невесть что подумала…
Короткая пауза, в которой ложка с пищей отправляется в рот и пережёвывается, затем следует вопрос:
— Что с нами будет дальше?
Следую одесской манере ведения разговора и отвечаю вопросом:
— А что вы собирались делать в эмиграции?
Дама опять прожёвывает следующую порцию, и лицо у неё становится грустным:
— Не знаю. Для начала я мечтала вырваться. Спастись. А дальше — хоть трава не расти.
— Именно. А что вы умеете?
Она опять задумывается, потом нехотя говорит:
— Я умею говорить на английском, французском, немецком языках. Могу преподавать некоторые науки, хорошие манеры, и… Пожалуй, всё.
— Вот видите. Как думаете, много у вас шансов устроиться там?
Где — там-, понятно без пояснений. Она умолкает, задумчиво крутя ложкой в борще.
— Не переживайте вы так. Вы же остались живы, а не утонули и не замёрзли насмерть. И… Вам предоставился шанс найти своё место. Хотите остаться здесь?
— Здесь?! У вас?
Улыбаюсь:
— А почему нет? Вы видите, что тут практически одна молодёжь. И если с ними будет кто-то постарше, кто сможет научить, подать пример, в конце концов, выслушать и дать совет, разве это плохо?
Екатерина Павловна смотрит на меня с подозрением, потом украдкой смахивает выступившую слезу на левом глазу:
— Простите… Отвыкла…
— Не волнуйтесь вы так, пожалуйста. Жильё мы вам дадим, а позже сами выберете себе занятие по душе. Ещё почувствуете вкус жизни. Мои девочки… Они… Словом, каждая хлебнула столько, что иной взрослый человек не видел за всю свою жизнь. И если вы им хотя бы просто посочувствуете, им будет легче.
— Я согласна.
Коротко, не раздумывая. Сразу. Я улыбаюсь:
— Спасибо. Вы не пожалеете.
Смотрю на дочку, та ловит мой взгляд, состраивает вопросительную гримаску:
— Что, папа?
— Когда Екатерина Петровна закончит, отведи её к Йоле, пусть закачает курс адаптации, восстановит организм до оптимума, а потом определи на жительство.