Джереми обуял амок. Страшное открытие
Восстановить силы после «прыжка» можно разными способами. Старина Абдул выбрал наилучший – как ни крути, а толк в утонченных удовольствиях этот декадент знает не понаслышке, да и вкус у него отменный. Поэтому в «Куполах» меня ждали уютные альковы, прохладные шелковые простыни, цветущие прелестницы из плоти и крови, кидающие мне в рот сладкий виноград, и собственный паж, колдующий над кальяном. Оркестранты-«железяки», дергая себя то за одну часть тела, то за другую, услаждали слух напевными мелодиями. Возле них извивались крутобедрые танцовщицы, а юный красавец-прислужник в златотканой набедренной повязке и тюрбане с павлиньим пером, стоя за моим левым плечом, неусыпно следил за бокалом с коктейлем, наполняя его всякий раз, как только обнажалось дно. О засахаренных фруктах-цукатах, желе из европейского криопланктона и прочих восточных сладостях я уж и не говорю – всего было в избытке, стол ломился от яств.
– Вот это жизнь, хэй-хо? – я обернулся к припарковавшемуся рядом Тодсворту.
Мой техногенный приятель откликнулся не сразу – через хитро спрятанное наполнительное отверстие резервуара он заливал чистейший бензин в мобильный топливозаправочный модуль, а витой соломинкой, зажатой во рту (который остался от его прежней, «мягкотельной» натуры), блаженно потягивал из здоровенной глиняной кружки нежнейший соевый эль с привкусом корейских торфяников.
– Бип-бип! – наконец отозвался он. А затем, тщательно выговаривая каждое слово, проникновенно добавил:
– Похоже, ты чем-то расстроен, дружок. Меня не проведешь! Я ведь не чета тебе, у меня есть гиперспектральная камера, и ты на ней, как на ладони. На тебе лица нет – сразу видно. Пип.
Даже мой безнадежно устаревший, но от того еще более бесценный, унаследованный от предков органайзер распознал в этом возгласе какую-то важную информацию, занёс ее в файл и записал на диск (не знаю, правда, куда).
– Давай начистоту. Мы же друзья, можешь на меня положиться. Если надо опоить твоих врагов или завоевать планеты – я к твоим услугам. Всегда.
– Спасибо тебе огромное, дружище, – ответил я. – Но, боюсь, здесь ты мне не поможешь. Наверное, слышал, что Лаура снова от меня ушла? Вот и маюсь. Конечно, это не в первый раз, сколько она меня бросала! Но она всегда возвращалась после «прыжка», а тут – не вернулась. Уже два дня от нее ни слуха ни духа, я просто места себе не нахожу от беспокойства!
– Пойду, наведу справки, поспрошаю «железяк» – они сплетники знатные. Если позволишь, осмелюсь предположить, что у нее просто шарики за ролики заскочили. Или проржавели чуток. Маслом смажет и – порядок, не сегодня-завтра вернется! – задорно крутанув смотровыми башнями, он ободряюще подмигнул монохроматическими излучателями. – Ну, вздрогнули!
Я не стал говорить, что если Тодсворт действительно попробует вздрогнуть, он развалится на части, и не понятно, кто и как соберет его обратно, поэтому молча отсалютовал ему кубком. Но кубок оказался пустым!
– Эй, мальчик, где моя выпивка? – гневно обратился я к виночерпию.
Но вместо очаровательного прислужника, неотлучно сидящего у чаши с коктейлями, я увидел мохнатую упитанную сардельку, искательно шарящую хоботом по краю чаши.
– Хватай его! – заорал я, но мой призыв остался безответным. Джереми позаботился о собственной безопасности, и несчастный мальчик, скорчившись и жалобно стеная, лежал в позе эмбриона на полу у портьеры.
С омерзительным хлюпаньем Джереми всосал остатки принадлежащей мне ледяной текилы «Кольцо Сатурна» и уставился на меня. Затем оглушительно чихнул, обдав вонючей едкой жижей.
– Ты совсем обалдел, что ли?! – заревел я.
Знакомые утверждают, что я отлично лажу с маленькими детьми и прочими зверёнышами, но с Джереми, видать, нашла коса на камень. Мамонт сощурился, растопырил уши и испустил торжествующе-оглушительный «а-мне-море-по-колено!» трубный глас.
– Да пошёл ты, – казалось, говорил он мне, – что ты о себе возомнил, двуногий? Я тоже хочу как следует повеселиться!
Я попытался схватить его, но он шустро увернулся, проскочил под кушеткой, выскочил с противоположной стороны и, пока я судорожно искал, чем бы швырнуть в него, впился бивнями мне в зад.
– Ну ты доигрался! – завопил я дурным голосом. – Сейчас ты у меня получишь!
На нас стали недоуменно оглядываться.
– Ты у меня попляшешь, – я наконец-то вскочил на ноги, намереваясь задать ему основательную трепку, но Джереми и след простыл – благополучно миновав залу, он уже сворачивал в одну из арочных галерей. Тут прямо передо мной вырос подручный ибн Баши-Бузука. Под пристальным взглядом внимательных изучающих глаз, увенчанных кустистыми бровями, я чуток притих.
– Прошу вас, Ральфи-сан, не надо так шуметь. Через несколько минут Его Высочество изволит выступить с речью.
И то верно. Гомон почти стих, между гостями бесшумно сновали работники-«мягкотелы» и просили всех развернуться лицом к помосту. Оркестр заиграл торжественный гимн и затянул хватающую за душу восхваляющую песню. Я проводил глазами улепетывающего Джереми.
– Ну, погоди! Доберусь я до тебя, – пробормотал я сквозь зубы. Даже для Джереми такое поведение не лезло ни в какие ворота. Несомненно, это чудовище измыслило нечто из ряда вон выходящее.
Я оборотился к сцене. Подмостки окутал радужный нежный дым, портьеры, слегка вздрогнув, колыхнулись и неспешно раздвинулись, открыв нашим взорам высокий престол, обрамлённый беседкой с выращенными на гидропонике финиковыми пальмами. Его Высочество Абдул аль-Мацумото, младший брат Эмира Марса, поднялся с трона. Обнаженные евнухи-стражи, чьи умащенные маслом тела ярко блестели, вскинули катаны в приветственном жесте.
– Друзья мои, – уныло затянул Абдул в характерной ему монотонной и невыразительной манере. – Слова бессильны передать, как я счастлив приветствовать вас здесь сегодня в моём скромном жилище.
Стан Абдула облекало белое, как снег, кимоно, перехваченное широким золотым поясом, – первый приз за «прыжок», насколько я понимаю. Позади Абдула волновалась толпа, с головы до ног закутанная в черные бесформенные балахоны. «Интересно, кто это? – подумал я. – Его жёны? Или – мужья?».
– Сегодняшняя ночь – первая из ночей, коих нас ожидает ровным счетом тысяча и одна, – продолжал он, обводя нас пустым осоловевшим взглядом. – Мой старший брат – мир ему! – озаботился женить меня, ибо, как говорится, «пора уже остепениться, а не по бабам бегать, тем более в нашем возрасте». И вот, во славу моего, если так можно выразиться, предка султана Шахрияра и в честь предстоящего бракосочетания он и устроил этот бал-маскарад. Тысячу и одну ночь прелестные конкубины всех мастей и гендерных признаков будут сражаться за мою руку и сердце. Победительницу ждет приз – султанат.
