В настоящее время поток первородной энергии стал постепенно восстанавливаться и расширяться. Благодаря этому на свет начали появляться новые саторисы, такие как ты и я.
-- Что... Как? -- удивленно промямлил я. Окончание рассказа птицелюда просто выбило меня из колеи. -- Ты шутишь, Эр?
-- Успокойся, Лэй, -- ответил кровер. -- Хорошенько подумай и ты все поймешь.
Взяв себя в руки, я умолк и погрузился в размышления.
А ведь действительно, если ситуация такова, как ее описывает Эр, то все становится на свои места. Тогда не удивительно, что птицелюд дожил до такого возраста и силен, будто и не старел. Используя магию жизни, он периодически омолаживал свой организм, благодаря ей же он вылечил и мой позвоночник. Но что насчет меня? На ум пришли те три странных случая в академии: взрыв на занятиях, драка в коридоре, когда я справился с недругами с помощью воздушного заклятия, и неожиданное возгорание мантии профессора Алишера. Если предположить, что я саторис, то это все объясняло.
-- Вижу, ты понял, -- сказал Эр, глядя на меня.
Я молча кивнул.
-- Тогда у меня есть к тебе предложение, -- сказал кровер. -- Ты хотел отправиться в Нордию с наступлением весны, когда перевал освободится от снега. Но чем ты собирался там заниматься? Спокойно жить, помогая своей магией местным племенам? А если тебя найдут, что тогда ты будешь делать? Снова уповать на удачу? Я могу научить тебя использовать силу стихий, магию жизни, шаманство и улучшить уже имеющиеся у тебя навыки. Жить мне осталось не так много, и я не хочу, чтобы мои знания погибли вместе со мной. Что скажешь? Согласен ли ты быть моим учеником? Покинешь меня, когда будешь уверен, что перенял все, что мне известно. И пусть это станет неприятным сюрпризом для тех, кто тебя ищет.
-- Согласен! -- сразу же выпалил я.
От такой возможности отказываться нельзя. Только безумец будет плевать в Лак'ху, повернувшуюся к нему прекрасной стороной.
Глава 2
Мара
Зимовка в фактории была бесконечно долгой и очень трудной. И дело вовсе не в лишениях. Как раз их и не случилось. Селение было обеспечено провиантом под завязку -- без изысков, конечно, но муки, сахара, пшена, вяленого мяса и прочих необходимых продуктов хватало, а свежую оленину мы покупали у нордийцев. Казармы были теплыми и удобными, трактир торговал ржавкой, настойками и мочеными ягодами для непьющих.
Мучительным пребывание отряда Атиуса в фактории делало безделье. Мятежные нордийцы по приказу своего вождя вернулись к работе в шахтах, охранники присматривали за ними. А нашим ребятам нечем было заняться, кроме как торчать в трактире. И наверное, так и произошло бы, если б не Атиус, деятельная натура которого не могла вынести такого полусонного существования. К тому же, командир не собирался наблюдать за тем, как спиваются и опускаются его люди: он быстро нашел каждому занятие.
Мы, разумеется, продолжали тренироваться в антимагических практиках. Наю состояние опьянения нравилось гораздо больше состояния раш-и, но трусоватый парень, памятуя о пауке-трупоеде с милым именем Красавчик, помалкивал и старательно сопротивлялся заклятиям, которые обрушивал на него Атиус. Остальных воинов чародей отправил на шахты, в помощь к постоянным охранникам. И хоть управляющий уверял, что его подчиненные отлично обойдутся собственными силами, командир настоял на своем: теперь наши парни заступали на посменное дежурство.
Но неугомонному волшебнику и этого показалось мало: уж очень он опасался, что слишком комфортное и спокойное зимовье подорвет боевой дух отряда. Дабы такого не произошло, он придумал еще и ночные побудки. Степнякам не привыкать ко сну вполглаза, когда холодными ночами приходится дремать, чутко прислушиваясь к каждому шороху и положив рядом с собою меч, так что я переносила учебные тревоги легко. А вот мои товарищи реагировали по-другому.
-- Сколько можно-то?.. -- сердито бубнил Ал, возвращаясь в казарму после очередной побудки. -- Можно подумать, к войне нас готовит.
-- Неймется ему, морту белобрысому... -- со стоном подхватывал Най, предварительно оглянувшись, чтобы убедиться в отсутствии Атиуса.
Едва воины успевали отогреться в тепле и задремать, наступало время просыпаться. Маг безжалостно поднимал отряд задолго до ухода Ночной волчицы. Общая пробежка, завтрак, потом одни заступали на дежурство в шахтах, другие только возвращались с него. Вечером -- обязательная для всех воинская тренировка и ужин. После такого насыщенного дня ребят не тянуло в трактир. Добравшись до казармы, они падали на топчаны и засыпали, чтобы посреди ночи снова подскочить от учебной тревоги.
Мы целый день проводили на антимагических тренировках, прерываясь только на обед. Теперь Атиус давал каждому отдельное задание. Атиус считал Ная слабейшим из нас троих, да еще и невзлюбил за трусливое поведение в Безымянных землях, поэтому парню доставалось больше всех. Маг "баловал" его мощными стихийными заклятиями, то поливая огнем, то сбивая с ног ураганным ветром, а то и вовсе с головой закапывая в сугроб.
Я, как и говорил командир, перешла на следующую ступень обучения. Теперь Атиус поручал мне работать с амулетами, талисманами и прочими намагиченными предметами. Не знаю уж, где он брал столько этих штук -- то ли сам изготавливал, то ли покупал у местных, но каждый раз это было что-то новенькое, наполненное самыми неожиданными чарами. Иногда мне легко удавалось разрушить волшбу, но чаще приходилось долго трудиться. Однажды очередная магическая штуковина чуть не покалечила меня: безобидная на вид кроличья лапка, какие обычно носят в кармане на удачу, оказалась мощнейшим амулетом, отталкивающим любого чужака. Не отдерни я руку вовремя -- осталась бы без пальцев.
Ал тоже обучался работе с магическими предметами. Для начала Атиус давал ему лишь слабенькие талисманы, но и с ними у моего друга не ладилось. Никак у него не получалось почувствовать токи волшбы, вытянуть из предмета информацию. Погрузившись в раш-и, бедняга часами сидел в компании очередного талисмана, но в итоге оба оставались "при своих": магическая вещица продолжала работать, Ал же не продвигался в своих изысканиях ни на дюйм. Все мои порывы помочь другу строго пресекались Атиусом, который требовал от каждого из нас самостоятельности. Неизвестно, как волшебник узнавал о моей помощи, ведь все время он проводил на улице, муштруя Ная. Но Ал не падал духом: вечером, от души выругавшись под нос, возвращал командиру талисман, а с утра снова принимался корпеть в попытках разрушить его чары.
Наши с Алом занятия проходили в казарме.
-- Хорошо вам, -- злобствовал после тренировок Най, рассматривая то очередную подпалину на куртке, то промокшую от водного заклинания обувь, -- сидите себе над игрушками, руками водите. В тепле, в уюте. А я как проклятый по сугробам лазаю...
-- А надо было лучше учиться антимагии, -- важно отвечал мой друг, -- Да и то сказать, куда тебе с магическими предметами работать, если ты даже экзамен на сообразительность сдать не сумел, уделала тебя эльфийка.
При этом Ал не спешил ни признаваться в собственных неудачах, ни упоминать, что на последнем экзамене ушастая и его обвела вокруг пальца. Обычно после этих слов Най вспыхивал и принимался костерить Ала на чем Вирл стоит, тот же только ухмылялся.
Я не вмешивалась в их перепалки, и все старания друга рассмешить меня пропадали даром. Как я ни старалась выбросить из головы картину гибели Дея, она снова и снова возвращалась в мое сознание. Я физически изматывала себя на воинских тренировках, а на антимагических -- все глубже погружалась в раш-и, благодаря этому делая успехи, которым радовался Атиус. Но стоило мне освободиться, как снова перед внутренним взором вставал образ черноволосого мальчишки. Опять я переживала один и тот же момент: вот Дей балансирует на краю пропасти, вот делает шаг вперед, вот порыв ветра толкает его в грудь, и он летит вниз, к верной гибели. И есть в этом что-то неправильное, лживое. И этот ужас в зеленых глазах... его взгляд преследовал меня в каждом сне, словно Дей хотел дотянуться до меня из Альгебара -- или куда уходят эльфы? -- что-то сказать мне оттуда, из посмертия. А я не могла понять! Только чувствовала: пока не пойму, откуда берется это гложущее ощущение неправильности, не видать мне покоя.
Наверное, я так бы и осталась жить с этим грузом на сердце, гадая, чего хочет от меня душа Дея, но случилось по-другому.
Это произошло в начале весны, когда ночи стали короче, а дни -- длиннее, когда морозы еще не ушли, но уже немного ослабили свои ледяные объятия, и лучи Атика в полдень слегка подтапливали шапки снега на крышах, отчего дома украсились длинными сосульками. "Скорее бы уже протаял десидов перевал, -- бурчал Най, -- выбраться бы из этой мерзкой дыры". Ал подшучивал над ним, но как-то вяло: ведь мечта о возвращении в Арвалийскую империю занимала все умы.
