ноги, и тот наконец-то смог его осмотреть.
Перед ним стоял просто невероятно высокий (как минимум, для него самого) мужчина с небольшим чёрным каре. Он был одет в чёрный деловой фрак с миниатюрной белой бабочкой. На глазах его была белая обтянутая повязка, а в руках – длинная и самая обычная деревянная трость.
[Тава: В-в-вы слепой?..]
[???: Да, поэтому прошу меня простить… Я прибыл сюда три недели назад, а всё никак не могу привыкнуть к новой расстановке во дворце.]
[Тава: Это вы меня извините…]
[???: Ничего, я не злопамятный… Как вас, кстати, зовут, мистер?]
[Тава: Я Тавагото…]
[???: Так вы аптапаро… Причём с козлиными рогами, если я правильно понимаю…]
[Тава: К-к-как вы узнал-л-ли?..]
[???: По имени... Разве вы не знаете, что обозначает ваше имя с Федельорского?]
[Тава: …]
[???: Ах… Извиняюсь, совсем забыл, что Федельорский со времён пришествия Первообразца мёртвый язык… Забудьте, что я сказал…]
[Тава: Х-х-хорошо…]
[???: Не подскажете, к слову, где здесь туалет?]
[Тава: Справа от вас…]
[???: Ничего себе… Оказывается я проверил все двери кроме нужной… Благодарствую.]
[Тава: Д-д-да…]
[???: Хорошего вам вечера, мистер Тавагото.]
[Тава: В-в-вам тоже…]
Слепой мужчина слегка улыбнулся и скрылся за одной из дверей, заранее очень сильно пригнувшись, – он не помещался в дверной проём.
Как только он ушёл, напуганный до чёртиков аптапаро решил забыть об оставшейся крошечной части коридора и помчался к гостевому крыльцу и, соответственно, выходу из дворца.
***
Скрипучими сапожками Тава вошёл в свою комнату и, как и раньше, прикрыв все входы и выходы, кинул вещи на кровать и запрыгнул в тазик.
Он не знал, кто менял в нём воду, но, она была довольно тёплой. Тонкая рябь отползла от его кубиков пресса и ударилась волной об деревянные краешки.
Снова намочив свои волосы, он оголил свои козлиные рога и откинулся, раскинув в стороны свои руки.
[Тава: …]
Эти дни были для него довольно тяжёлыми, хоть по итогу у него и получилось более-менее нормально устроиться в столице.
Да, он до сих пор шарахался ото всех, кого вообще встречал, боялся кого не попадя и чуть ли не терял сознание от каждого второго действия таких больших и страшных людей.
[Тава: …]
Что уж поделаешь, этот черноволосый аптапаро попросту родился трусом. В детстве его били и ненавидели, в отрочестве и юности над ним проводили опыты, а теперь… А теперь он попал в совершенно неестественную для него обстановку.
[Тава: …]
Зверолюд приподнял свою ладонь, с которой резво стекала вода, и взглянул на своё отражение.
[Тава: …]
Неожиданно ему вспомнился момент из его прошлого – точнее говоря... Его сын.
[Тава: …]
Да, несмотря на то, что Тава был довольно-таки молодым человеком и выглядел, как ребёнок, ему уже приходилось заниматься сексом и становиться папой, только вот эти воспоминания не были для него причиной для гордости или какой-то радости.
[Тава: …]
В месте, где жил Тава, было достаточно таких же, как и он – особенных и отверженных.
Как и говорилось ранее, над ними проводились опыты, причём разные, и один из них состоялся буквально в прошлом году.
[Тава: …]
Тогда зверолюда заставили спариваться с одним из таких же, как и он. В Ай-Гакио не было таких понятий, как «мужчина» или «женщина», зачать и родить ребёнка мог, как один родитель, так и второй, но вот такие, как Тава…
И он, и тот аптапаро воспринимали себя мальчиками, но будто кто-то спрашивал их мнения. Физиологически они всё равно оставались двуполыми, так что проблем с этим не возникло, разве что…
Ребёнок их родился точно таким же – с уродскими острыми рогами и разноцветными глазами, чего ни у одного из аптапаро доныне не было.
Руководители экспериментов попросту побоялись оставлять в живых настолько хаотичное создание, так что его убили в тот же день.
[Тава: …]
Это было странное чувство. Он не хотел ребёнка… Само его появление было для него противоестественно… Но, тем не менее, они так легко его убили, что… У аптапаро возникло слишком много вопросов…
[Тава: …]
Знаете, когда ты живёшь в мире, где все равны, где все одинаковы… Рано или поздно ты поймаешь себя на мысли… Кто решает, что такое равность? Кто решает, что такое одинаковость? Разве сами эти понятия не рождены в хаотических потугах разума.
[Тава: …]
Ничто не может уравнять себя само, как тень не может пролить на себя свет, а вода себя высушить…
За равенством кто-то стоял, так что Тава поклялся себе, что узнает кто это, и положит конец этому беспределу.
[Тава: …]
Однако клятвы эти звучали много лет назад, прошло много времени, и прежний запал уже выветрился.
Тава не стремился ни к какому возмездию, он уже не плакал по поводу того, что ему пришлось пережить.
[Тава: …]
Даже то, что он увидел в воде: отражения самого себя, брошенного и истерзанного, лишённого и изгнанного…
[Тава: …]
...Не вызвало у него совершенно никаких чувств, будто ничего до позавчерашнего дня в его жизни и не было.
[Тава: …]
Аптапаро поднялся из воды и принялся натирать себя полотенцем.
[Тава: …]
Он просто хотел жить, вкусно кушать, ходить на хорошую работу… Может даже завести друзей или девушку, кто знает…
[Тава: …]
Хоть зверолюд об этом и не задумывался, но, наверняка, это и значило «быть взрослым».
[Тава: …]
С того момента, как нога зверолюда ступила за главные ворота осеннего Йефенделла ,прошла уже целая неделя.
По сути, за последние несколько дней ничего разительно не поменялось: разве что аптапаро перестал каждый раз по новой метаться около стойки корчмаря, выпрашивая ключи. Тот просто отдали их ему и потребовал ежедневную оплату, сделав скидку в 3 монеты.
Зверолюд был этому несказанно рад, так что с этого момента решил, что жить будет исключительно там. По сути, это было просто идеальным местом для него: сюда мало кто ходил, он мог спокойно запираться у себя в комнате в любое время, да и для того, чтобы поесть, не надо было маячиться на рынках или булочных.
[Тава: …]
За окном блестело осеннее солнце, серым и совершенно блеклым свечением стекая на пол, озаряя лишь редкие кучки парящей пыли.
[Тава: …]
Зарплата аптапаро, ка ни странно, но уже успела значительно увеличиться за эти дни. Уборщик, ответственный за второй этаж недавно умер, так что на черноволосого труса повесили
