болтлива Флайма и как далеко могут разлететься ее догадки.
— Ладно, не отвечай. Я сделаю вид, что об этом не спрашивала и сама ни о чем не догадалась, — глаза Флаймы стали серьезными. — Но имей в виду: графиня Арэнт — оборотень, и молись богам, что она с тобой рассталась именно так и именно сейчас. Ведь до двоелуния осталось всего три дня.
* * *
До дилижанса на Торгат оставалось более часа. Яркус отошел к вонючему строению по нужде, а Иона присела на бочку в тени смоковницы и достала Эрок. Раньше, когда она гладила его лезвие, в душе эльфийки всегда распускался цветок покоя. Она чувствовала себя словно в детстве рядом с отцом: легко, безмятежно, уверенно. Но сейчас даже Эрок не давал ей так желаемый покой. Меч словно потерял святую силу. Сама мысль, что ее Эрок больше не свят, казалась кощунственной. Увы, эта невозможная мысль пришла к эльфийке.
Вообще, после грозовой ночи в «Око Ворона» сознание Ионэль так и полнили кощунственные мысли. Например, что Наирлесс — Судья Небесная, перестала быть к ней справедливой. Или то, что законы Стаи Авия, в которой она выросла, на самом деле противны светлым богам. Но самая безумная мысль пришла к Ионе сегодня, когда Яркус вернулся без Райса Ирринда. Эльфийка вдруг подумала, что Яркус никакой ей не брат, а просто мужчина. Единственный мужчина на всем свете, который ее понимает. С одним из всех известных можно ужиться и навсегда забыть об этом негодяе Райсмаре. Глядя, как Борода собирает в дорогу вещи: свои и ее, Тетива Ночи тогда подумала, что готова переступить данную ранее клятву. И не важно, что сделают с ней боги. Все равно они отвернулись от нее. Быть может перед ночлегом в Речном подойти к Яркусу поцеловать его в губы и сказать: «Возьми меня… К черту клятву! К черту весь мир! Стань моим мужчиной, как было уже один раз, только теперь навсегда!». И она бы точно так сделала, но следом пришла другая мысль. Еще более страшная: а что, если проклятие ведьмы снова возьмет свое? Если после этого она потеряет даже своего Яркуса, как теряла всех прежних мужчин? Если даже Яркус уйдет от нее, то тогда Иона, не задумываясь, выхватит Эрок и даст ему напиться крови! Своей крови! Вонзит его себе в сердце! Ведь зачем ей такая жизнь⁈
Ионэль так и не решила, как ей быть. Она смотрела в сторону Столичных ворот, все еще питая надежду, что увидит Райсмара Ирринда, идущего к стоянке дилижансов — его, конечно, не было. И быть не могло, потому что все его слова ложь. Не было никакой любви и нужна она была ему лишь на одну ночь. Райс легко ее променял на графиню Арэнт, женщину-оборотня! А потом, после того как она, Иона, почти простила эту жуткую измену, Райс с еще большей легкостью променял и графиню, и саму Иону на вампиршу.
Ионэль подняла голову, глядя вслед дракону, улетавшем в сторону Арсиса. Сархзарр… Его она хорошо знала. Когда-то любовалась у полетной башни его величественным и грозным видном. Теперь эльфийку не интересовали даже драконы. Кто-то прежде говорил, будто в груди Ионэль бьется сердце дракона. Ей были приятны такие слова, она даже верила, что это на самом деле так. Но теперь, в ее груди уже нет никакого сердца, потому что его разбил Райс. Вместе с этим Тетива Ночи поняла: в этом мире лучше жить вообще без сердца.
А следом Тетиве Ночи пришла еще одна страшная и безумная мысль: отвернуться от эльфийских богов и обратиться к Калифе. Припасть к ее темному алтарю и просить, чтобы нубейская богиня приняла ее в свою свиту, дала вместо сердца кусочек льда. Если Яркус стал тем, кого они раньше вдвоем ненавидели и на кого охотились, то почему бы ей не стать подобной ему? Пожалуй, лучше вампиршей, чтобы пить кровь ненавистных мужчин и мучить их тем, что они называли любовью. Увы, для эльфийки это очень сложно: эльфы редко перерождаться в оборотней или вампиров, но случается и такое.
— Может не поедем? — прервал ее мысли вернувшийся Яркус. — Вернем задаток этому барону, а завтра вместе пойдем к Райсу на тренировку. Я еще раз поговорю с ним. И ты поговори. Прости его — тебе же самой от этого станет легче. Райс, он неплохой, просто слишком молодой и ветреный. Хотя, ты же знаешь, большинство мужчин такие. Им всегда мало одной.
Иона молчала, водя пальцем по Эроку. В ней начал просыпаться страх. Он пришел откуда-то из живота, поднялся к груди и захватил сердце. В лапах этого страха оно забилось словно пойманная птица. Тетива Ночи всерьез испугалась, что она сейчас заплачет, разревется при всех как девчонка. А потом, размазывая слезы, сдаться и ответит Яркусу: «Хорошо. Не поедем. Завтра вместе пойдем к Райсу». Но если бы она сказала это, то перестала бы себя уважать. Ведь она — воин душой. Уж если на то пошло, то лучше преклониться перед алтарем Калифы, чем перед Райсом.
— Нет, — сказала Ионэль. — Мы должны поехать. Нас ждет славная охота! И я же должна испытать свой новый лук, — эльфийка покосилась на Феналир, лежавший на траве вместе с ее вещами. Это имя она дала ему сама, как только увидела в оружейной лавке Алатерина.
В небе раздался рев дракона. Затем еще один драконий крик необычно громкий, такой, что замерло сердце. Гирхзелл подлетал к полетной башне. Снова он вел себя странно.
Как обычно, Флэйрин проспала весь день. Она не понимала глупой привычки Зейрона и некоторых других братьев и сестер клана выходить на прогулки днем, тем более разгуливать при солнечном свете по городу. Солнце для Флэй было явлением неприятным. Хотя, старуха Карлен говорила, мол, это дело привычки. Наверное, ей виднее за шестью веками жизни. Только вряд ли из этих долгих столетий она провела под солнцем хоть с десяток дней.
Не спеша подняться с кровати, Флэй еще некоторое время лежала, прикрыв глаза и вспоминая ушедший сон. В отличие от людей вампиры хорошо помнят сны — ничуть не хуже, чем события, произошедшие в обычной реальности. В новом сне снова был Райс. Он снился уже третий или четвертый день подряд. Слишком часто мысли возвращались к этому магу. И Флэйрин подумывала: она все-таки не права, что не вняла
