– Ну… и как там?
– Как всегда. Красота. Безупречная красота. Бриллиант среди городов.
– Бриллиант среди городов, – повторил Джастин.
И отсалютовал незажженной сигаретой. Грудь теснила болезненная тоска. Так случалось каждый раз, когда кто-то заговаривал о РОСА. И никакие наркотики, выпивка и доступные женщины Панама-сити не могли заглушить эту тоску.
– Прости, – пробормотал Хуан.
– Да что тут поделаешь. Сколько лет прошло…
Тут Хуан попытался улыбнуться:
– Я так понимаю, правду ты не расскажешь даже мне. В смысле, правду о том, почему ты уехал.
– Нет, не расскажу. Тебе же нравится история про Пенелопу. Зачем портить такой сюжет?
– Так вроде ее звали Феба или Памела?
Джастин отмахнулся:
– Какая разница. Дрянь – она и есть дрянь.
– Правильно. И пошла она, тебе и без нее хорошо.
– Точно.
Хуан усмехнулся и протянул руку:
– Мне пора. Ты как, жить будешь?
Джастин с чувством пожал протянутую ладонь.
– А пиджак – оставишь?
– Пиджак – оставлю. У меня их полно. – И Хуан двинулся к двери. – До встречи, дружище.
– До встречи, – отозвался Джастин.
Хуан зашел внутрь, из открытого проема загрохотала музыка, а потом дверь захлопнулась, и все стихло. Джастин окончательно пал духом. А потом закурил, радуясь, что рядом никого нет.
Это была старая привычка, выходить курить на свежий воздух. Еще со времен жизни в РОСА. Тут-то было можно все – кури, где хочешь и что хочешь. А вот дома действовали строгие законы. Он глубоко затянулся сигаретой. Никотин приятно усиливал действие алкоголя, голова слегка кружилась. Да уж, дома он бы такие сигареты курить не смог. В РОСА заботились о здоровье граждан. Естественно, когда РОСА перестала заботиться о нем, Джастин пустился во все тяжкие. И тут он снова вспомнил, что сказал Хуан.
«Красота. Безупречная красота. Бриллиант среди городов».
– Бога в душу, – мрачно пробормотал он.
«Какого-какого бога душу?» – поинтересовался Гораций.
«Какой сюда отправил, того и душу», – мрачно объяснил Джастин.
Судя по ответной реплике Магнуса, вороны опять вели себя нагло:
«Ты сам себя сюда отправил. Боги просто помогли тебе это сделать».
Вороны либо разбирали по косточкам его жизнь, либо заводили разговоры о божественном.
«Так, все замолчали, – отрезал Джастин. – Тут лирический момент и все такое».
«Ну ты по сторонам-то смотри», – заметил Гораций.
Шесть неуклюжих фигур резко надвинулись справа, из темноты. Потом лунный свет заиграл на гладко выбритой голове и кричаще-безвкусных сережках Паоло Джессапа. Рядом высился его братец Мигель, а остальных Джастин тут же опознал как давних клиентов и прилипал семейства Джессап. Под ложечкой засосало, и он понял, что, похоже, старинные приятели его таки нагнали.
– А, Паоло! Привет, как дела?
Джастин выдавил из себя улыбку. Интересно, каковы шансы, что эта компания появилась здесь не из-за Бланки?
– Ты мне мозги не промывай. Ты что же думал, оно тебе с рук сойдет? Порезвишься с нашей сестренкой, а потом в кусты?
Так, шансы, похоже, стремились к нулю.
«А ты им скажи, что она не возражала», – предложил Гораций. Джастин проигнорировал его реплику.
– Ребята, вы, похоже, что-то не так поняли, – обратился он к Паоло. – Я Бланке ничего плохого не делал.
– А вот она Доре Рамирес все по-другому изложила! – прорычал Мигель.
Дора? И Ана? Интересно, сколько еще людей Бланка успела посвятить в свои тайны? Джастин надеялся, что, по крайней мере, она благосклонно отозвалась о нем как о любовнике.
Интересно, куда запропастились охранники Кристобаля. Обычно их тут стояло – не протолкнешься. А не подкупили ли их братья Джессап? И как Кристобаль отнесется к его преждевременной кончине? Ему не понравится, что прибили любимого гостя! Или… как раз понравится?.. Уж кто-кто, а Кристобаль сумеет преподнести это трагическое событие как следует… Джастин живо представил себе, как здоровяк горько вздыхает: «Он был мне как брат…».
Мигель угрожающе надвинулся на него, рыча, как паршиво дрессированный пес из тех, что охраняли двор Кристобаля. Воняло от братца точно как от пса.
– Да я тебя на части порву! – заорал он.
«Оно того не стоило, – со вздохом заметил Гораций. – Бланка в постели была не ахти, согласись…»
Магнус выразился более загадочно:
«Твоя валькирия».
Мигель временно прекратил рычать и надвигаться, потому что дверь открылась, и на пороге показалась женщина. Не просто женщина, а та самая блондинка, которую он заприметил в толпе. Все застыли на месте, а женщина в одну секунду с немыслимой скоростью скользнула вперед и встала между Джастином и Джессапами. Встала в защитную стойку. Как опытный боец. А ведь Хуан не зря сказал: «Она из военных». Женщина стояла не двигаясь, но в полной готовности броситься на врага – ни дать ни взять готовящаяся к прыжку грациозная львица.
«Ты же в курсе, – подал голос Магнус, – что в прайде львицы охотятся. А львы чистенькие просто в тенечке лежат».
– Постой в стороне, – приказала она Джастину, и тот по акценту понял – точно, она из джемманов.
Их разделяло несколько дюймов, и близость была мучительной – о, какая шея, какие плечи, и это тело под легким тонким шелком… несколько непослушных прядок сдул на ее лицо ветер, и до него донесся слабый аромат цветов яблони.
Тут Джессапы пришли в себя, и Паоло ухмыльнулся:
– Нормально так, – сообщил он. – Ты нашу сестренку обидел, а мы твоей попользуемся. А если тебе повезет, то сможешь посмотреть на процесс.
Остальные расхохотались, и Паоло, нехорошо прищурившись, сделал два шага вперед. К несчастью, это были его последние шаги.
Глава 3
На две проблемы меньше
Разговор с генералом Ганом развеял все мечты Мэй о славной миссии: в Панаме, судя по описанию задания, ничего такого не предвиделось. Мэй отправляли на задание не ради того, чтобы предотвратить убийство. И даже не ради того, чтобы кого-то убить. Ее, тренированного бойца, работавшего с последними достижениями военной техники, послали туда в качестве сопровождающего для трех чиновников Министерства внутренней безопасности. Те ехали в Панаму, чтобы вернуть из изгнания какого-то служителя[4].
Мэй вверенные ее попечению лица как-то сразу не понравились. Женщина с неудачным именем Корнелия Кимора служила инспектором в СК, департаменте Сект и Культов. Эта дама за сорок носила короткую стрижку и красилась в странный, оранжевого оттенка цвет, который неприятным образом напоминал об абрикосе. Одежду и аксессуары Корнелия предпочитала исключительно бежевого цвета, а во всем остальном она походила на ледяную статую. Даму отличала невероятная холодность – даже на вкус Мэй. А если учесть, как воспитывали саму Мэй, это говорило о многом. По крайней мере, нордлингов учили скрывать холодность и высокомерие за улыбчивым лицом и пусть лицемерной, но заботливостью. Корнелия до таких нежностей не снисходила и презирала весь мир совершенно открыто и не скрываясь.
