— Запомни парень, — Хашим принял серьёзный вид, и указал на меня пальцем, — пидоры — не люди. Они хуже баб. Шлюхи с рождения. Общаться с ними можно только одним способом. Подрастешь, расскажу, — он сделал два больших глотка, опустился на корточки и положил правую руку мне на левое плечо. — Сын, значит?
— Сын, — ответил я.
— Хм. Ладно, время покажет.
Рука потянула меня вперёд и тут же ослабла. Согнутые в коленях ноги зашатались. Мёртвое тело конвульсивно дёрнулось и повалилось на спину. Из-под утонувшего в глазнице по самую гарду клинка побежала кровь, залила веки и тонким ручейком устремилась вниз по щеке.
Я постоял над трупом секунд десять, наблюдая за конвульсиями, тронул Хашима ногой, ответной реакции не последовало, на всякий случай проверил пульс — глухо.
Помню, первое что почувствовал — дикая злоба на себя. Безумная. До зубной ломоты. В голове сформировалось осознание масштабности трагедии. Я только что, собственными руками загубил своё будущее. Вот оно, лежит у моих ног, и не дышит, только смотрит в пустоту единственным немигающим глазом. Голова закружилась. Роскошные апартаменты вдруг потеряли чёткость, поплыли, отдаляясь всё дальше и дальше.
— Бляяядь…
Я опустился на пол и сел, вытянув ноги.
Не знаю, сколько времени прошло до того, как ясность рассудка вернулась. Когда сидишь и тупо смотришь в одну точку, а голова гудит от пустоты, счёт минутам теряется. Разум оставляет свой пост и, махнув на всё рукой, идёт отдыхать. Наверное, это такой защитный механизм. Ведь в противном случае легко разбить свой безмозглый чалдан с досады о стену. По крайней мере, в первые секунды подобная идея не кажется лишённой смысла.
Немного оклемавшись, я натянул ботинки, окинул напоследок печальным взором уплывшее из рук счастье, и вышел за дверь.
— Стоп, — рука охранника ухватила меня сзади за капюшон. — Босс, мальчишка уходит. Отпустить? — пробасил он в трубку.
— Тщщщ, — поднёс я к губам указательный палец. — Господин Хашим просил не беспокоить его. Он сильно расстроен. Очень сильно.
— Опять что ли не фурычит? — шёпотом поинтересовался охранник, указывая взглядом себе в район паха.
— Угу.
— Бля. А я отпроситься на завтра хотел, — задумчиво-растерянное выражение узколобой физиономии сменилось разгневанным. — Херово работаешь. Катись отсюда.
Бедный идиот. Интересно, через сколько часов сумел понять насколько он теперь свободен? И как долго прожил, прежде чем компаньоны Хашима сказали: «Херово работаешь»?
Домой я вернулся злым, как чёрт. Недовольство собой по дороге удивительным образом трансформировалось в злобу на Валета. Он-то меня ни разу к груди не прижимал. Только упрёки да затрещины постоянно. И вот когда блеснул единственный лучик надежды, этот мудак опять всё обговнял, подначил завалить Хашима — мой билет в светлое будущее. Паскуда, ненавижу.
— Ну? — Валет оторвал взгляд от газеты.
— Сделал, — огрызнулся я, швырнув куртку в угол.
— Как прошло?
— Заебись.
— Хм, — Валет отложил своё чтиво и скрестил руки на груди. — Ты чем-то недоволен?
— Чем я могу быть недоволен? Говорю же — всё за-е-бись. Хашим мёртв, шума нет, а я снова…
— Что «снова»?
— Ничего.
На следующий день Валет подозвал меня и молча вручил тридцать серебряных — мой первый гонорар. Заказ уровня Хашима стоит не меньше пяти золотых, так что мне перепало десять процентов. Но тогда я этого не знал и радовался от души. Восемь монет тем же вечером были с размахом проедены всей шоблой в пекарне на Парковой.
— Ладно, колись, — уже раз в пятый «закинул удочку» Фара, — откуда такие лавэ?
— Да, — поддержал Репа, дожёвывая булку, — мы — могила, ты же знаешь.
— Замочил кого? — выдвинул Фара гипотезу.
— Если Валет захочет, сам расскажет, — парировал я с достоинством, — а нет, так и мне трепаться ни к чему.
— Вот ты жук, — усмехнулся Репа. — Две недели пропадает, хрен знает, чем занимается, а потом начинает деньгами сорить, и слова не вытянешь.
Пожалуй, именно тогда я почувствовал себя. Не хорошо, плохо, или ещё как, а просто — себя. Я ел на деньги заработанные чужой смертью. Горячая сладкая булка в моих руках — вот во что я превратил Хашима. И мне это нравилось, определённо нравилось.
Тот раз был последним, когда мы собрались все четверо на Парковой. Два дня спустя Валет отозвал меня в сторонку и доверительным тоном поведал о насущных проблемах. Начал издалека:
— Сколько мы уже вместе?
— Кто? — спросил я.
До сего момента склонности к подобным разговорам «по душам» за Валетом не водилось, и это настораживало.
— Ну, мы с тобой.
— Шесть лет.
— Точно. Целых шесть лет. Ты тогда совсем малой был, задохлик, едва на ногах держался. А как вымахал, — он улыбнулся и потрепал меня по плечу. — И с пацанами общий язык нашёл быстро. Кстати, как они тебе?
— Не понял. Что «как»?
— В целом. Отношения там, тёрки может с кем имеются?
— Да нормально всё, — этот противоестественный разговор начал меня не на шутку раздражать.
— М-м… Хорошо, хорошо. Я слышал, Фара адресок нарыл за Межой. Прощупывали уже?
— Дня три ещё посмотреть решили. Визитёров там многовато было в последнее время. Сейчас вроде тихо всё. Если так и останется, в четверг пойдём.
— Каким составом?
— Обычным, — пожал я плечами, искренне не понимая, о чём речь.
— Крикуна возьмёте?
— Возьмём. На стрёме постоит, — и тут до меня начало доходить. — А что не так?
— Да… — Валет откашлялся и сплюнул. — Крикун ведь у нас по замкам был мастер. До того случая. А с одной рукой он — сам понимаешь — пользы не принесёт. На стрёме и Репы достаточно. Ты любые внутряки с серьгами отмачиваешь на раз. Зачем Крикун? Он теперь — обуза. А в нашем деле обуза ох как вредна.
— Ну, тогда не будем его брать. И втроём справимся.
— Верно, справитесь. А с Крикуном что делать?
Таких вопросов Валет раньше мне не задавал. «Когда? Сколько? Где? Какого?» — это да, постоянно. Но «что делать?» — впервые.
— В смысле?
— В том самом смысле. Что предложишь?
Умом я, конечно, понимал, чего Валет ждёт от меня, но выдавить нужные ему слова не смог. Что делать с Крикуном? Сама эта блядская постановка вопроса уже не сулила ничего хорошего. Нет, он не был мне другом и даже приятелем, мы просто жили под одной крышей, но всё же…
— Не знаю.
— Знаешь, — утвердительно кивнул Валет.
— Почему бы его просто не… ну… отпустить, что ли?
— Чтобы он всех заложил?
— Да Крикун и говорить-то толком не умеет.
