На стрельбище майор Шелест снова нас удивил. Он весьма ловко управлялся и с табельным АПС-17, и со сноровистым «викингом». Чувствовалось, что товарищ имел реальный опыт их применения. В общем, от души у меня отлегло, и я смело включил безопасника в боевое расписание, причем безо всяких скидок.
Пару раз за это время к нам присоединялся майор Волчара. Как он выразился, «перенимать, туда-сюда, опыт по захвату жилых объектов». Судя по его комментариям, заниматься чем-то подобным ему ранее не приходилось, специализация не та. А вот случая попасть на стрельбище он не упускал. Когда еще выдастся возможность на халяву сжечь тысячу-другую унитаров? Вот именно. Так что капитан-лейтенант Вайсман, инструктор по огневой подготовке и по совместительству комендант стрелкового комплекса, выгонял его под вечер чуть ли не пинками. Однажды даже пожаловался мне слезно, в том ключе, что еще никогда в таком количестве унитары не списывал. Бравый Иржи справедливо опасался получить по шапке от зампотылу за перерасход боеприпасов, но я его успокоил, пообещав решить вопрос с Борщевским.
Время между тем шло. До очередного сеанса осталось менее двух суток, а начальство не торопилось с постановкой задачи. Перехваченный в коридоре штаба кап-1 отделался неразборчивым бурчанием, мол, в процессе, не кипешуй. Подполковник Калинин вообще на глаза не попадался. Результатами анализа доставленной информации с нами тоже никто делиться не стремился. Тут одно из двух: или ничего не накопали, или, что более вероятно, секретность блюли. Во избежание, так сказать. У пиратских кланов из Внешних миров руки хоть и коротки, зато уши чуть ли не из каждой стены растут. В противном случае их бы уже давным-давно к ногтю прижали. А может, и нет – из чисто политических соображений. Мало ли кому выгодно их существование.
В общем, жизнь шла своим чередом. Дни были заполнены изнурительными тренировками, а вечера приятным ничегонеделанием в обществе друзей и знакомых. И Ольги, само собой. Позавчера, когда она была на дежурстве, я затащил Волчару в «Эполет», где и попытался напоить в компании Мишки Иванова и еще пары знакомых офицеров. Игнат по части выпить был не дурак, перепил всех и еще добавки попросил. На следующий день мне пришлось долго и упорно бороться с похмельным синдромом, а тренировку, между прочим, никто не отменял. Результаты я показал отменно плохие, более-менее пришел в форму лишь после обеда. К вечеру, правда, оклемался и любимую женщину встретил во всеоружии.
Накануне вечером удалось переговорить с Матвеевым. Он уже фактически восстановился после ранения, но злобные медики, среди которых отличался особой невменяемостью подполковник Гаврилов, и слышать ничего не хотели о посещениях. Пришлось в очередной раз напрягать родное начальство. Борщевский недовольно на меня покосился с экрана КПК, но все же соображения из области «надо пообщаться на предмет обмена опытом» выслушал и на врачей повлиял.
Матвеев встретил меня приветливо. Он занимал отдельный бокс со всеми удобствами и большой кроватью, густо увешанной разнообразными медицинскими приблудами. Увидев меня, расплылся в улыбке. Ответил на приветствие и сел, осторожно придержав правую ногу. Хлопнул по одеялу рядом с собой, мол, устраивайся. Я возражать не стал, присел на краешек койки. Старлей производил довольно удручающее впечатление. Он и до похода на Ахерон особой статью не блистал, но сейчас совсем высох, щеки ввалились, а глаза лихорадочно блестели.
– Красавец? – хмыкнул он, перехватив мой взгляд.
– Бывает и хуже, – философски буркнул я. – Оклемаешься. Руки-ноги целы, а голова… Что нам голова, это ж кость.
Матвеев жизнерадостно заржал на старую шутку и на мгновение превратился в себя старого, памятного по застолью в «Эполете». Точно выкарабкается, пару недель интенсивной кормежки, потом месяц-другой тренировок, и форма вернется. А пока ему лучше лежать. Я поднялся с кровати и устроился на мягком стуле. Тот был приставлен к столику, заваленному разнообразными больничными радостями – консервированными фруктами, соками в картонках и тому подобными мелочами.
– Сам-то как? – поинтересовался лейтенант, откинувшись на подушку. – Я тут как в вакууме, ничего не говорят. Самый главный садюга, который Гаврилов, заладил: стресс, стресс, не нервируйте его. Покой, коллега, и только покой! – прогнусавил он, явно передразнивая военврача.
– Сейчас расскажу, – заверил я собеседника и извлек из кармана заветную фляжку. – Я вообще через Борщевского к тебе пробился, не хотели пускать, изверги.
Я пошарил взглядом по столу в поисках подходящей тары. Матвеев, заметив мои потуги, дотянулся до прикроватной тумбочки и извлек на свет божий пару мерных пластмассовых стаканчиков.
– Славик принес, санитар, – пояснил он. – Единственный нормальный мужик в этом вертепе. Пару раз с ним даже дернули по соточке. Ему ночью на дежурстве скучно бывает.
Я уже привычно разлил живительную влагу и вскрыл жестянку с консервированным ананасом, наугад вытянутую из горки провизии на столе.
– Помянем Андрея, – глухо проговорил Матвеев, приняв стопочку.
Я непонимающе уставился на него, потом до меня дошло. Блин, а я ведь по именам и не знаю никого, только Алексеева.
– Ты был хороший мужик, капитан, – провозгласил лейтенант, и мы опрокинули рюмки в глотки.
Странно, но прекрасный коньяк пятилетней выдержки обжег слизистую не хуже неразведенного медицинского спирта. Или не в коньяке дело? Я сжевал дольку ананаса, с трудом протолкнув ее в горло, и посмотрел на Матвеева:
– Тебя как хоть звать-то, напарник?
– Виктор, – недоуменно уставился он на меня. Потом просветлел лицом, протянул ладонь. – А тебя?
– Александр, – пожал я бледную, но вполне крепкую руку. – Смешно, правда? Пили вместе, на задание уходили вместе, а имен узнать не удосужились. Я не сразу сообразил, что ты про Гречко говорил.
– Бывает, – отмахнулся лейтенант. – Я вообще с трудом собственное имя вспоминаю, обычно или по званию, или по фамилии. А чаще всего по кличке.
– Дай угадаю – Кот?
– Угу! – ухмыльнулся собеседник. – Как догадался?
– Вспомнил тебя на брифинге. Первое впечатление именно такое было.
– Сначала звали Дикий Кот, – закатил глаза Матвеев. – Сократили до Дикого, а потом и вовсе до Кота. Диком прозвали, но я пару морд расквасил, и отцепились шутники. А у тебя какой позывной?
– Ко мне клички не липнут, легче по фамилии звать. Со школы так повелось, – пожал я плечами. – Хотя пытались неоднократно. Ладно, давай еще по одной, за здоровье.
Возражений не последовало, и вторая порция отправилась вслед за первой. Потом я почти час расписывал собственные приключения, наплевав на негласный запрет. Какого хрена?! Все равно Матвеев на планете был, так что он уже носитель секретной информации. К тому же Борщевский, услыхав мою фразу насчет «обменяться опытом», никаких особых указаний не дал. Стало быть, можно лейтенанта в курс дела ввести. И только сейчас, излагая без особых подробностей собственные приключения, я осознал, насколько насыщенными получились неполные четыре недели пребывания на Ахероне. Судите сами: при телепортации попал под энергопробой, в результате чего лишился практически всей электроники и, самое главное, связи с остальными группами. Затем почти неделю блуждал по развалинам еще довоенных построек и дремучим лесам, нарываясь то на зверье, то на местных аборигенов, диких и кровожадных. Затем на заброшенном полигоне встретился с Сашкой Иволгиным, «мародером» из Чернореченска, попутно отправил на тот свет банду беспредельщиков. Потом была поездка в город, знакомство с местным начальством в лице полковника Соломатина и генерала Злобина, возвращение на Базу-7 в силах тяжких – с ротой фортификаторов под командованием майора Волчары, почти безнадежная атака аборигенов… Энергоснабжение телепорта все же удалось восстановить, хоть и ждать пришлось довольно долго. За это время мы с коллегами успели залезть в Мутагенку – местную аномальную зону, образовавшуюся при крушении корабля легорийцев сто лет назад. Пробрались на Базу-центральную, где нас ждал сюрприз – там явно побывали флибустьеры из Внешних миров, что прекрасно коррелировало с изложенными Злобиным сведениями о загадочных «людях с неба» на южных островах. Собственно, после возвращения на Бурную я как раз и занимался подготовкой спецоперации, направленной против обнаглевшего пиратского клана.
