— Но кто, кроме человека, в состоянии ее решить?
— Разве мы, контролеры, сами не можем разобраться?
— Нет, скажем откровенно, не можем.
— Но почему ты выбрал именно этого человека?
— Я сканировал его разум. Он незаурядный человек, он может справиться…
— Да, ты прав, я тоже читала его мысли: он сильный человек, он может справиться…
— Тебя, химера, пока никто не спрашивал.
— А я не собираюсь ждать, пока меня спросят. Я имею здесь право слова — как и каждая из нас, химер.
— Лично я против того, чтобы человек вмешивался в наши дела.
— А как, скажи на милость, ты собираешься остановить войну, которую люди ведут против нас?
— Они всегда любили войну, и всегда кто-то побеждал, а кто-то проигрывал.
— Да, но сейчас они воюют с нами, и я не хочу проигрывать.
— Я тоже не хочу.
— И мы ничего не можем противопоставить их бронированным машинам и самолетам.
— Неужели мы настолько слабы, что готовы сдаться и вверить наши судьбы жалкому человечишке?
— Мы не слабы, и мы победим — разумом.
— И потом, мы не вверяем судьбы человеку. Мы просто используем человека и сами будем им управлять.
— Если не зомбировать его разум, управлять этим человеком будет трудно.
— Химера права. Но если мы превратим его в зомби, он не сможет выполнить возложенную на него миссию.
— Что же ты предлагаешь?
— Мы будем направлять человека и помогать ему.
— Согласен.
— А я — нет.
— Будем решать большинством…
— Решено: мы используем человека. Химера будет помогать ему и станет посредником между нами и человеком. Как там его зовут?
— Док.
— Что ж, пора и честь знать. — Док поднял тяжелый рюкзак, перекинул его за спину, поерзал, притираясь к ноше. — Я ухожу.
«Уходи», — совершенно явственно услышал он в своей голове, словно химера произнесла слова вслух, а дальше, «на кочуме», размыто и неясно: «Если сможешь».
Поразительно, но за двое суток пребывания в логове химеры между ними наладилась телепатическая связь. Вернее, подобие ее — обрывки мыслей, слов, призрачных и далеких, химеричных, как и сама химера. Как и почему? Док не знал. Пока не задумывался над сутью явления. Собственно, эти двое суток он только и делал, что ел, пил и спал. Ел, пил и спал. На большее, даже на мысли, силенок не хватало.
Химера не мешала этому приятному, если честно, времяпрепровождению. Приятному потому, что за последние три года Доку ни разу не удалось отдохнуть по-человечески. Знавал он некогда и томную негу южных морей, и нежность декольтированных до трусов женщин, и тугую упругость смокинга, и звон теннисной ракетки, и изысканность ресторанных деликатесов, и заумный выпендреж всех степеней. То был не отдых — легкий, необременительный труд. Только здесь, в Зоне, он понял по-настоящему, что значит «отдохнуть по-человечески». А это значит досыта поесть — пусть обычной консервированной тушенки; выпить норму — пусть неразведенного медицинского спирта; и главное, выспаться вволю, безмятежно и спокойно. За семь лет в Зоне это удалось впервые. Обычно за ночь, если удавалось провести ее в надежном убежище, он просыпался раз пять-шесть. И сон был тревожен и чуток. Иначе нельзя — Зона. Этой ночью он проснулся всего один раз.
Разбудил его заунывный, тоскливый вой чернобыльского пса — предвестник близкого выброса и полнолуния. Все твари в Зоне редко подают голос, у некоторых, похоже, вообще нет голосовых связок. Но чернобыльский пес был и остается по сути собакой. Не псевдособакой — слепой, безмозглой и тупой тварью, в которой от собаки остались лишь нюх да название, — а настоящим, пусть и мутировавшим псом. Самое страшное, что основной составляющей частью мутации чернобыльского пса стала ненависть к человеку. К любому существу, которое хоть отдаленно напоминает человека. Старожилы Зоны утверждали, что стая слепых собак под предводительством, вернее, под телепатическим контролем чернобыльского пса редко атакует псевдоплоть, кабанов, крысиных волков — разве что сильно жрать хотят. Иногда атакуют снорков и кровососов, даже псевдогигантов. А вот бюреров, зомби и человека, особенно человека, слепые собаки, когда их направляет чернобыльский пес, атакуют всегда. Потому-то бюреры и предпочитают подземелья. Сказки сказками, но чернобыльский пес, как и все твари в Зоне, ощущал приближение выброса и, в отличие от других, мог выть. И этой ночью он выл.
Док очнулся и в зеленоватых сумерках, еще сквозь пелену сна, увидел, как вспыхнули два желтых пятна. Химера проснулась. Она не сочла нужным обратиться в серый туман, и Док ясно видел очертания тела. Тварь встряхнулась, сладко потянулась, зевнула и насторожилась — ее уши, два треугольных асимметричных нароста, выдвинулись из головы, словно локаторы. Она замерла на мгновение, вслушиваясь в далекий вой пса. А затем… Затем Доку показалось, что она улыбнулась. Улыбнулась — и тенью выскользнула из логова. «Удачной охоты», — буркнул вслед Док и снова провалился в черную пропасть сна.
А утром химера принесла ему кусок мяса. Славный кусок — килограмма на два; сочного, теплого, еще кровоточащего мяса. Док представил его на сковородке — аппетитный, обильно приправленный луком, перцем, чесноком — и проглотил слюнку. Сказать, что Док был изумлен, значит, ничего не сказать. Он был шокирован. Минуту, не меньше, он безмолвно созерцал кусок свежей плоти, затем встал, прокашлялся и, стараясь быть как можно убедительнее и в словах, и в мыслях, произнес:
— Спасибо, я тронут… Большое спасибо! — Он даже поклонился в пояс, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. — Но я не могу съесть это мясо. Я не ем сырого мяса. Мне нужен огонь, чтобы его приготовить. Но если бы и был огонь, я не стал бы его есть. Потому что не знаю, чье это мясо. Я могу умереть, съев его. Понимаешь?
Химера поняла. Именно тогда Док явственно ощутил наличие некой телепатической связи. Черт ее подери, поняла! Сверкнув своими желтыми пятнами, она махом сгребла кусок мяса, швырнула себе в пасть, проглотила не разжевывая и невозмутимо улеглась в своем углу.
— Еще раз спасибо за гостеприимство. — И Док шагнул за порог убежища. По сталкерской привычке он сначала оглядел небо. Осеннее, серое и бесприютное.
Чернобыльский пес не воет понапрасну. Редкие розоватые всполохи, вспышки молний без грома на горизонте — предвестники выброса. Чем ближе время выброса, тем ярче полыхает небо. Перед самым выбросом — сплошной фейерверк. Судя по всем признакам, у него осталось двое суток, чтобы добраться до «схрона». Затем Док опытным, теперь уже трезвым, взглядом оценил окружающую обстановку. Узенькая тропинка, устланная по обочине черепами, вела от логова химеры на юг. Справа — Рыжий лес, слева — болото. Метрах в пятидесяти, по правую руку от тропинки, слегка потрескивает и искрит «электра». По левую руку, метрах в ста, — зеркальная лужица «студня». Больше ничего тревожного.
