«План Ф», – приказ командира был односложен и обсуждению не подлежал. Вероятней всего, уже весь пилотский состав «Глитрази» поднят по тревоге и первые несколько звеньев несутся сюда на субсветовых скоростях. Но как можно перестроиться и нанести удар по силам, которые на данный момент превосходят тебя в несколько раз? Этого Юдгар понять не мог. То ли ведущему было известно нечто такое, чего не знали все остальные, то ли этот лейтенант просто хотел погеройствовать. Однако геройство длилось недолго – словно сообразив о его намерениях, враг обрушил на корабль командира шквал огня. На глазах Юдгара борт «проктиса» вспух багровым облаком взрыва, и истребитель развалился на части, хаотично кувыркающиеся космическом пространстве. Контратака захлебнулась. И Юдгар не придумал ничего лучшего, как выполнить настоятельные требования «волков» – нырнуть в астероидный пояс. Истребитель скользнул в мизерный проем между двумя валунами, уходя от рвущихся за хвостом плазменных зарядов…
Мышеловка захлопнулась.
Именно тогда Юдгар и ощутил панику. Рой беспорядочных ассоциаций и мыслей захлестнули мозг, мешая соображать. Присутствие. Иначе это ощущение было назвать нельзя. Оно мгновенно проникло в сознание – чужеродное, холодное; оно казалось инертным, и в то же время настолько вездесущим, что вызывало полное ментальное отторжение. Юдгар уставился в пустоту виртуалки. Он видел, как остальное звено разворачивается, маневрируя между камней и пыли, и стремится выйти из кольца, несясь навстречу «волкам». Но все это проходило мимо сознания. Присутствие чужеродной твари удерживало Юдгара в зоне досягаемости. Оно манило, тянуло к себе, звало. И он боролся с этим зовом как мог, силой воли и разума…
Юдгар даже не сразу сообразил, что отдал приказ машине зависнуть на месте, и теперь «проктис» парил в пространстве, одним боком притулившись к небольшому астероиду, диаметром в двести метров. Голод. Неизбывный голод, длившийся в течение многих сотен тысяч лет. Ощущение казалось выматывающим, как одиночество, отчаяние или страх. Голод проникал в каждую клетку, вытягивал последние силы. Время застыло, перестал существовать весь окружающий мир, и Юдгар выплыл из этого сумеречного состояния, только когда его истребитель вели на «буксире» по направлению к «Глитрази». Перед глазами мельтешили черные пятна, голова кружилась, тело, точно ватное, отказывалось слушаться, его знобило и трясло, как в лихорадке. Однако в медицинском отделении ничего страшного не обнаружили: понижение температуры тела, артериального давления, замедление сердечной деятельности, и только.
Юдгар так и не понял до конца, что с ним тогда произошло. Он с кем-то или чем-то сражался там, в поясе астероидов, но этот поединок был невидим для других, потому что был ментальным… Следовательно, практически недоказуем без глубокого сканирования мозга. Что ж тут удивительного, когда все решили, что Юдгар Оноби струсил. Понять ход рассуждений окружавших его людей было несложно: всего второе боевое задание, а его угораздило попасть под массированный обстрел превосходящими силами противника, тут уж у кого угодно могут сдать нервы. Особенно у зеленого курсанта, который если и рисковал, то только на тренажерном кресле. Ну и черт с ними со всеми…
Все это случилось четыре дня назад, и все эти четыре дня с ним на базе никто не разговаривает, от него шарахаются, как от чумного. Пятеро его товарищей по комнате старательно делают вид, будто знать его не знают. Сначала он едва не плакал от такой несправедливости, потом разозлился, теперь ему было все равно. Он твердо решил, что не будет оправдываться.
Когда Сотников два дня назад вызывал его к себе и поставил перед выбором – или он проходит сканирование мозга, или вылетает с флота, Юдгар колебался недолго. Будь он стопроцентным военным, с ним бы и в самом деле не стали церемониться, а тут приходилось действовать с оглядкой на гражданский кодекс, иначе запросто можно было раздуть громкий скандал. А у адмирала Сотникова и так проблемы со снабжением и пополнением личного состава своего форпоста, в высших командных кругах он давно не в милости… так что из двух зол следовало выбирать наименьшее, и то пока имелась такая возможность…
– И куда ты направишься? На Лардовану? Искать работу? – голос Марта, полный нескрываемого презрения, заставил вернуться к действительности. – А на что ты годишься, если разобраться? Что ты умеешь? Ты даже практику по летной подготовке провалил. У тебя нет лицензии, ты не сможешь работать пилотом. Такого засранца, как ты, никто и не возьмет. Стоит только глянуть в твой послужной список, если его вообще можно назвать послужным. Одни рапорта, жалобы и бесчисленные нарекания.
Юдгар хмыкнул. Да, здесь Март прав. У него рапортов и взысканий больше, чем у пятерых его однокашников по комнате, вместе взятых. И никто в этом не виноват, кроме него самого. В конце концов, нарываться на неприятности – это его хобби.
– Работу я найду. Уж мусорщиком меня точно возьмут, можешь не сомневаться.
Губы у Марта задергались.
– Хватит паясничать! Ты свою жизнь сам похерил. Правильно тебя шутом называют, шут ты и есть! Ты думаешь, мне приятно, когда ко мне подходят и убитым голосом произносят слова соболезнования, точно у меня кто-то умер? Ты – трус. Нет, трус в квадрате. Сбежал с поля боя, а теперь бежишь с флота. Хоть бы имел мужество признаться в этом.
– И тебе бы стало легче? – внутри медленно закипала злость. Юдгар знал, чего на самом деле боялся Март. Что этот случай помешает ему перевестись в штаб, куда брали только с незапятнанной репутацией. А Юдгар, будучи его близким родственником, превратился для него в большое жирное пятно, которое теперь не отмоешь никакими средствами. И Март был готов ухватиться за любой шанс снять с него обвинения – ради себя, любимого. А то, что при сканировании может пострадать мозг Юдгара, его волновало в последнюю очередь. Если вообще волновало.
Ему вдруг захотелось придушить это тупое, хамоватое существо, заботившееся только о своих шкурных интересах и по какой-то роковой случайности проходившееся ему братом. Ну почему люди, которые его окружают, настолько не доверяют ему? Ну, понятно, Шульга – его бывший друг – был знаком с ним всего пару лет на последних курсах летной академии, но Март… А что, собственно, Март? Он всегда считался особенным. Пока был жив отец, он ходил в любимчиках. Марта всегда ставили в пример. А Март оказался изрядной сволочью. Даже мужик из него нормальный не получился, потому что женщины и секс ему нужны были лишь для самоутверждения, не больше. Сидел в нем некий комплекс неполноценности, который в зародыше давил в нем всякие человеческие чувства. Вперед по трупам! Вот его девиз. В академии он был первым. Выпускные экзамены сдал экстерном. Его и Сотников ценит – не голова, а настоящий тактический ИскИн, да и только. Потому его теперь и в штаб переводят. Отправят учиться дальше, чтобы изучал стратегию. Через пяток лет, глядишь, сам станет командовать форпостом, а потом и до адмирала флота доберется. Да только гниль в его душе от высоты положения вряд ли уменьшится.
