«Метель» с неустанным усердием бросала пригоршни льда, хлестала невидимыми крыльями ветра. Середина дня мало чем отличалась от ночи. Солнца из-за свинцовых туч не видно вообще, а фигуры американцев впереди казались призраками. Очертания местности даже для меня, ходившего десятки раз в периметре Гарнизона, были новыми. Отчасти от непогоды, отчасти от постоянно наносимых ветром новых гор снега и льда.
Со времени Катастрофы «метель» не утихала больше, чем на четыре дня. Лета не стало в принципе. И чем больше была задержка между взрывами «метели», тем сильнее бушевала стихия. Как умудрялись выживать в таком климате незнакомые хищники — непонятно. Неожиданно мне вспомнились первые рейды, когда звенья состояли еще из двадцати человек. В Гарнизон при большой удаче возвращались пятнадцать. При фатальном невезении — никто не возвращался. Огромные крысы бросались из каждых развалин, где с аппетитом поедали множество трупов. «Метель» еще не свирепствовала так сильно, и тела были легко достижимы. Часто встречались «пискуны», невероятно быстрые пауки, выстреливающие острыми сосульками паутины. Короткие копья пробивали кевларовые пластины, находя лазейки между щитками. При громе выстрелов паук начинал грозно свистеть, да так, что уши закладывало. Отсюда и название. А с наступлением первых холодов, через месяц после Катастрофы, «пискуны» куда-то исчезли. Но зато появились «спруты». Сколько ребят погибло в объятиях этих тварей подо льдом, и не сосчитать…
Катастрофа…
Трагическую и поворотную ночь в истории мира я помнил невероятно четко. Сильнейшее землетрясение, что продолжалось трое суток. Падающие дома, что погребали под собой всех жителей, широкие трещины в асфальте. Потом начался град, размером с арбуз, в середине июля. Скольких людей убило такими снарядами, и не вспомнить. Реки крови, что смешивались с дождевой водой. Проломленные черепа, каши мозгов на земле. Потом землетрясения прекратились и пришли твари…
Я никогда не считал себя лидером, способным управлять людьми. Как и всякий человек, что всю жизнь провел за компьютером и, работая с железяками, стал почти нелюдимым. Мне проще взять и сделать что-то самому, чем полчаса доходчиво объяснять другим. А потом ждать, пока выполнят команду, и проверять, верно ли исполнено. А то и самому переделывать.
Потому и звено мое, что исчезло в «метели», на протяжении трех лет не менялось. Сформированная и подогнанная команда вмещала в себя и военных, и стрелков, и медиков. Группа столько раз выходила вместе, что сама потребность в лишних голосовых командах отпала. Достаточно лишь было кивком указать направление, и команда тут же выполнялась. С новыми людьми работать будет потруднее…
В целом же новоиспеченное звено двигалось с достаточно сносной скоростью. Даже Хранительница перестала раздражающе тыкаться в спину и пообвыклась с неудобной броней. «Метель» не прекращалась, впрочем, если она прекратится, можно будет считать, что ты исчерпал везение за всю жизнь. Ветер по-прежнему швырял в лицо тонны снега и льда, заставлял пригибаться почти к самой земле.
Мерно пульсирующий терминал карты показал, что три четверти пути уже пройдено. Таймер отсчитал с момента выхода два часа сорок три минуты.
Два хантера, Бережной и Мусаенко, остановились, подчиняясь моему жесту. Я вспомнил, где видел их раньше. Огромный, как медведь, и такой же неуклюжий, Бережной — последний хантер из группы Болтуна. Немого хантера, чье звено полностью осталось в «метели» три месяца назад. А азербайджанец с украинскими корнями (или наоборот?) Мусаенко помогал мне во время усмирения бунта фанатиков. Кажется, что и его звено погибло. Или нет? Точно не помню. Но с немногословным кавказцем сталкиваться уже приходилось, хотя из памяти улетучилось все, кроме его исполнительности.
— Звено — стоп! Руки — три шага назад! — вполголоса приказал я американцам.
Нужно признать, что учителя у коммандос были отличные. Не обернувшись и не раздумывая, шагнули назад, одновременно вскидывая оружие. Я знал, что сердца у них стали биться учащеннее, спину покрыл холодный пот, не имеющий ничего общего с усталостью от ношения тяжелого оружия. Их глаза сейчас шарят в непроглядном облаке сыплющегося льда и снега, потому как интеллектуальные прицелы КАтов не способны обнаружить цель в такую «метель».
— Груда хлама справа, — тихо дал поправку я. — Внимание.
— Что там, хантер?! — немедленно отозвался в наушниках взвинченный голос амазонки.
— Заткнись, — спокойно, стараясь побороть раздражение, посоветовал я.
Груда хлама больше всего напоминала засыпанный снегом автомобиль. Длинное тело с горбом посередине. И все бы ничего, если бы я не знал, что автомобили остались глубоко подо льдом. Так же далеко, как и вся старая жизнь.
— Я проверю? — предложил Джексон.
— Давай, только аккуратно, — отозвался я и счел нужным предупредить: — На прицел не особо смотри, только отвлечет. Хрен он тебе что-нибудь подскажет в такой «метели».
Закованная в броню фигура стала медленно растворяться в ватном покрывале снега. Коммандос подходил аккуратно, маленькими шажками. Будто манерная барышня шла по скользкому льду на высоких каблуках. КАт описывал странные восьмерки в руках новоиспеченного хантера, словно тот все еще продолжал следить за прицелом.
— Ничего, сэр… то есть хантер, — неуверенно прозвучал искаженный наушниками голос Джексона. — Груда снега с кирпичами… Сугроб, по-моему, так это у вас назы…
С верхушки «сугроба» скатился бетонный блок. Слой снега и льда вспух, опадая к подножью.
— Назад!
КАт в руках Джексона на секунду ожил, успел выплюнуть раскаленный свинец. В следующую секунду огромная лапа, покрытая пепельной шерстью и толщиной с человеческое туловище, ударила в американца. Коммандоса согнуло пополам, отбросило на добрый десяток метров.
Раздался оглушительный рев. Из-под снега взметнулась огромная туша, распрямилась. На короткий миг, когда повторный рев «ловца» потряс улицу, я разглядел уродливую маленькую головку твари, очень похожую на голову пещерного человека, широкую грудь со слипшейся в сосульки пепельной шерстью от льющейся из раны крови (успел таки Джексон попасть в тварь!). Больше всего «ловец» походил на Кинг Конга, с той лишь разницей, что бросок «ловца» похож на удар молнии. Невероятно быстр и так же неотразим.
Зло затарахтели КАты, поливая тварь бронебойным свинцом. Веер отработанных гильз металлическим конфетти прыгнул в сторону. Трехметрового ловца отбросило в сугроб, грудь обильно покрылась вспухшими фонтанчиками бурой крови. Серый лед вокруг забросало ошметками еще горячей, дымящейся на морозе плоти. «Ловец» больше не ревел и не делал попыток подняться. Почти разрезанный на части пулями КАтов, тот, лежа на льду, лишь вздрагивал от очередного попадания.
