Поднимаю руки – так чтобы они могли видеть: я без оружия. Пистолет и граната – в карманах, но детали им знать необязательно.
– Не стреляйте, мы выходим!
Делаю шаг и застываю в дверном проёме. Пусть хорошо разглядят.
Медленно продвигаюсь спиной вдоль распахнутой двери. Теперь – наружная стена и ещё два шага. Чтобы не коснуться «паутины», надо прижиматься вплотную…
Есть! Уперся плечом в козырёк таксофона.
Осторожно поднырнуть. Нащупать трубку и диск с цифрами. Да, тут не клавиши. Именно диск… В каком порядке расположены цифры?
Ага. Кажется, так.
Несколько секунд у меня есть. Пока «улей» будет обдумывать…
Рука держит трубку. А палец вращает диск по часовой стрелке.
321423…
Нет никаких гудков. И быть не может.
Но сквозь глухую тишину долетает звонкий голосок: «Алло. Алло-о, слушаю!»
Я цепенею. Комок подкатывает к горлу.
«Опять ты, Денис?»
Ничего не осталось – ни города, ни девочки. Она выросла и давно сгинула там, в глубоком рву на окраине. А я до сих пор слышу её голос:
«Балда! Можешь не дышать в трубку – все равно я тебя узнала!»
Мутная пелена плывёт перед глазами.
Ещё нечёткие, будто смазанные силуэты…
Нам было лет по двенадцать. Она училась в параллельном классе. И почти каждый день я провожал её от школы – на расстоянии. Ближе подойти не решался. А потом я узнал её домашний телефон. И через день названивал – днём, когда её родители были на работе. Молчал, слушал. Так и не осмелился заговорить…
Наверное, она догадывалась. И однажды меня разоблачила. Я стоял здесь – у этого таксофона. Держал в потной руке трубку. Эту самую. Почувствовал, как наливаюсь пунцовой краской. И рывком нажал «отбой»…
Через день мы возвращались из школы – уже вдвоём.
А ещё через месяц я уехал из Болхова.
Навсегда…
Чужие солдаты на улицах и тёмный ров на окраине были потом. Без меня. И всё, что осталось – древний таксофон в двух шагах от подъезда…
«Хватит молчать. Это ведь ты?»
– Я, – хрипло выдавливаю и вешаю трубку на место.
Что-то изменилось. Могу видеть! Пока – словно через толстое, мутное стекло. Но оно яснеет – с каждым мгновеньем.
А ещё я чувствую. То, что не смог бы выразить словами. Так бывает, когда гроза надвигается. Воздух тяжелеет. Порывами налетает ветер. Вздрагивают, волнуются макушки деревьев. И всё сжимается у тебя внутри…
Только тучи нет. И «паутина» даже не шелохнётся.
Вяло переминается за ней редкая цепь зомби. Это кое-как вооружённые гражданские. Ну, да те самые турецкие строители… «Улей» стал беречь солдат. Сейчас из укрытий они держат дом под прицелом.
Медленно я перемещаюсь к дверям подъезда.
Ветер резко наливается холодом. Швыряет по воздуху тучи мусора и пыли. Туман клубится диковинными завитками.
«Трупы» идут ко мне – узким проходом среди «паутинной» вязи.
«Не успеют», – мелькает мысль.
Вероятно, «улей» тоже понимает. Или что-то чувствует. Несколько десятков стволов синхронно оживают.
У всех у них – единственная мишень.
Округа озаряется вспышками.
Нельзя уцелеть под таким огнём. Мгновенье и сползёт по стене – не человек – красный, шпигованный свинцом кусок мяса…
А я жив.
До сих пор.
Будто пчёлы летят на цветок… Я их вижу. Даже могу различить.
Вот, совсем рядом, вращаются те, что калибром 5.45. Заметно крупнее – «пчёлки» 7.62. Наверное, из ПКМа… Мелкие, но пузатые – 9-миллиметровые из «ганса». Они – аккуратные, мало дают рикошетов…
Я зачарованно не отвожу глаз. И сквозь тяжелеющий воздух отступаю к двери подъезда.
Странно. Вдали, по-прежнему колышутся кроны деревьев. Но фигуры зомби в трёх шагах от меня оцепенели, как примороженные…
Небо темнеет.
Ураган крепчает. По двору бешено вертятся клубы пыли. За ними – десятки фигур. Мёртвые стрелки выскочили из укрытий. Идут в атаку и не жалеют патронов.
Туман исчез. Целое мгновенье удивительной ясности.
Хорошо видны панельные высотки у горизонта, танк «чейни», выруливающий из дальнего переулка…
Потом, тёмное небо обрушивается на землю. Проходит сквозь дома, разбрызгивая стёкла и куски рам. Сбивает с ног автоматчиков-зомби и бросает их на идеально-острые нити «паутины». Клочья тел сухими листьями летят по воздуху.
А я не чувствую даже лёгкого дуновения. И ни единого звука – будто в немом кино.
Захлопываю стальную дверь.
Успеваю заметить: безупречно ровная вязь «паутины» теряет форму – оплывает, словно воск у огня…
Иду к своим, в коридорчик перед квартирами.
– Ты смог! – вскрикивает Лери.
– Надеюсь.
Внутри сумрачно, зато теперь я вижу их лица. Царапину на щеке Майи и открытые, очень серьёзные глаза Ксюхи:
– Где… ты… лазишь?
– Тут, рядом, – бережно касаюсь её руки.
– А где… Инютин?
– Его нет, – бормочу, вслушиваясь. В окнах квартир уже звенит, осыпаясь стекло.
– Как… нет? – тревожится девочка.
– Они с Султаном остались… Прикрывать.
Что-то тяжелое упало за ближайшей дверью.
– Началось, – шепнул Крот.
В подъезде – темнеет. Глухая дрожь идёт по всему дому. Побелка сыплется на головы.
Майя укрывает лицо Ксюхи полой куртки. Лери слоняется над Базом.
Откуда-то с верхних этажей – грохот. В проём лестницы начинают падать осколки кирпичей.
За шаг от меня обваливается тяжёлый ломоть штукатурки.
Стены берутся трещинами.
Хреново. Если и потолок не выдержит…
Я осторожно высовываюсь из коридорчика.
Железную дверь на входе давно сорвало и куда-то унесло. Снаружи – мутная круговерть. Трудно что-то разобрать. На миг мелькает танк – тридцатитонный «чейни» вертит, будто щепку в водовороте… Обрывки «паутины» – той, что крепче стали – полощутся, как заурядные нитки…
Вспышка.
Я испуганно жмурюсь.
Нет, нормально. Это ведь не «светлячок». Ослепительно-белые искры проскакивают в клубах пыли.
Оттуда явственно веет жаром.
Этого ещё не хватало. Я утираю пот. В воздухе пахнет озоном. Но свежести это не добавляет.
– Трудно… дышать, – шепчет Ксюха.
А Баз молчит. Из под его спины расползается по площадке тёмное пятно. Когда я волок его сюда, наверное сорвал бактерицидную пенку… Он понемногу истекает кровью.
Я достаю нож, отрезаю лоскут от своей рубахи. Начинаю кое-как перевязывать.
– Пить… дайте, – просит Ксения.
– Тебе нельзя, – Майя открывает флягу и смачивает девочке губы, – Потерпи…
Сильный толчок. Майя едва не роняет воду.
С грохотом обрушивается кусок лестничного пролёта.
А в подъезде вдруг светлеет.
Я выглядываю из коридорчика.
Fuck!
Худшие подозрения оправдались. Завеса белого пламени надвигается из окон и дверного проёма. Краска на стенах уже вспыхнула. Вверх тянутся плотные клубы дыма.
