Эйнштейн встал ему навстречу, широко улыбаясь. Они сошлись и обнялись, звучно хлопая друг друга по спинам… Предатель!
Я тоже вскочил, не удержав себя в рамках приличий. Ну, мистер Эбенштейн… Холодная ярость наполнила душу.
– Вот оно как? Мафия и контрразведка – братство навек. Я плачу от умиления, босс.
– Смех тебе идет больше, Питер. Не спеши с выводами, а то ляпнешь что-нибудь неловкое.
– Кому вы на самом деле служите, господин майор? Военным, синдикату? Всем сразу? И в чем глубинный смысл всей этой провокации? – обвел я рукой пространство.
– Каждый где-то служит, но не все выслуживаются. Если б я выслуживался, Питер, то был бы сейчас по другую сторону Черты.
– Петя, – дернула меня мама.
– О, Марина, эк ты расцвела! – произнес Носорог по-русски, нагнулся и поцеловал ее в щеку, которую она ему подставила. – Сколько ж мы не виделись?
– Отстань, не напоминай, – сказала мама.
Усталость ее исчезла. Свет зажженных сталкерами лампочек отражался в заблестевших глазах, да и сама она словно засветилась – на пару со Светлячком.
– Иногда, чтобы заново родиться, надо умереть, – сказал Носорог.
– Трепло, – сказала мама. – Всегда был мастер трепаться. Я же думала, ты умер, ублюдок! Лучше бы весточку дал, что слухи о твоей смерти сильно преувеличены.
Чего-то я здесь явно не понимал. Эйнштейн взял меня за руку, силой подтащил к себе с Носорогом и примирительно сказал:
– Ты подумай умом, повспоминай о том, что было, поанализируй. Оглянись кругом, в конце концов. Контрразведка, синдикат – это всего лишь ярлыки… Давайте я вас лучше представлю друг другу. Знакомьтесь, джентльмены. Это Питер Пэн, сказочный персонаж, единственный такой на свете. А это Живчик, о котором тебе папа должен был рассказать. Мой давний друг. Свергнутый президент великого тройственного союза, после свержения которого союз распался.
Живчик! Неужели тот самый сталкер, на пару с которым Эйнштейн обнаружил «Душевую» на кирпичном заводе?
Многое теперь прояснилось.
На Живчика этот человек походил куда больше, чем на африканского быка. Откуда взялась новая кличка? А откуда взялись его миллионы? Какой-то он был совсем не гангстерский… Шаблоны рвались с пулеметным треском.
– Ничего мне папа не рассказал, – проворчал я.
– Ну, значит, не успел, – парировал Эйнштейн.
– Я и сам могу о себе рассказать, – загорелся Носорог-Живчик. – Обожаю рассказывать детям сказки! Натали, помню, от смеха писалась, когда маленькая была.
– Это еще надо трусы пощупать, кто первый писается, – раздалось от двери. – Так, значит, ты и есть Живчик, которого я, как последняя дура, искала в Хармонте? Сам о себе говорил в третьем лице – просто блеск!
Горгона – маркер в одной руке, пробник в другой. Вернулась с прогулки. Она была в такой ярости, что залюбуешься.
– Дочка, дочка… – как-то вдруг сник Носорог. – Давай потом.
– Значит, правда, что мы не Рихтеры, а ты не Ганс? Может, я не Натали? – громыхала она и била молниями.
Пока длилась эта гроза, я вспомнил об одном важном деле, не терпевшем отлагательства, – подсел к Светлячку, и он, едва почувствовал мое движение, крепче прижался к маме Марине.
– Дэниел, помнишь, что ты делал в гараже, когда Натали на тебя рассердилась? Пожалуйста, подойди к дяде Эли и сделай так снова. И потом не отходи от него ни на шаг.
Мальчик посмотрел на маму и тревожно спросил:
– Это правильно? Она в гараже сказала, что я балуюсь и что я эгоист. Просила, чтобы я при ней больше не баловался.
– А ты на самом деле баловался, цветочек?
– Нет, никогда! Ее небо почему-то всегда черное, а нужно, чтобы на небе были созвездия. Я зажигаю созвездия, а ей не нравится.
Мама посмотрела на меня. Я незаметно кивнул. Она села на корточки и поставила Светлячка перед собой:
– Дядя Эли мой лучший друг, и ему грозит опасность. Он и твой друг, ты это знаешь. Твои созвездия его защитят. Защити его, пожалуйста, кроме тебя, некому. А с Натали поговорит Питер, она тебя ругать не будет. Питер ей объяснит, что это мы тебя попросили.
Между тем народ делал вид, что не смотрит на нашу компанию. Люди явно не знали, как себя вести: веселиться, пряча улыбки, или трястись от страха. Звучали вслух такие вещи, что впору было затыкать уши и закрывать глаза: ничего не вижу, ничего не слышу. Носорог, похоже, и правда не боялся проигрыша, был уверен, что всех этих людей завтра здесь уже не будет, если позволял любому желающему себя лицезреть и даже озвучил свое истинное прозвище… Мне бы его уверенность. Честно говоря, быть в центре внимания – утомительно и неприятно. Как выяснилось, не только мне.
– Перейдем в отдельный кабинет, – предложил Носорог. – Закажем лангустов с белым вином, стейк rib-eye, жюльен «Придурь аристократа»…
Сказано – сделано. Всей толпой (я, мама, Эйнштейн, Светлячок, Носорог) подхватили мы искрящуюся Натали и вывалились в коридор. Миновали малую студию, где был склад со жратвой и экипировкой, и вошли в дикторскую. Эйнштейн удивленно поглядывал на Светлячка, уцепившегося за его руку. «Он блокирует Горгону, – шепнул я ему. – В его присутствии она беспомощна». Его лицо буквально вспыхнуло радостью; наверное, человек сильно напрягался по этому поводу, не показывая вида.
С Натали мы говорить не стали, только переглянулись. Как жизнь, спросил я взглядом. Все зашибись, ответила она. Где была? Потом расскажу, гоблин… Отлично поняли друг друга – без слов. Новость про отца, как бы она ни бесилась, в итоге ее успокоила, уменьшила ненависть к миру, ставшему более понятным.
Пока шли, Носорог вещал на всю Трафальгарскую, демонстрируя, что конфликты поколений для него – тьфу. Делился воспоминаниями. Жили-были два друга, два ушлых сталкера, одного припечатали прозвищем несправедливым, второго – обидным. Антисемит и Живчик, так их звали. Нашли они способ свободно ходить между Хармонтом и другими Зонами, обманывая разнообразные спецуры, и встретили в чернобыльской Зоне отличного парня, мечтавшего разбить все и всякие Стены. Нарекли его Пинк Флойдом, да и взяли в свой союз. И стало их трое. Так бы и делали они свой тихий бизнес, переправляя что-то сюда, что-то отсюда, если б вокруг чернобыльской Зоны не грянули вдруг мутантские погромы. Спасая семью и себя, Пинк Флойд успел сбежать через портал – вместе с женой Мариной и грудничком Петром. В Хармонте его встретили два друга, два партнера по бизнесу, они и помогли устроиться на новой родине…
– Подождите! – прервал я эти соловьиные трели, не подумав, что могу смертельно оскорбить весьма опасного человека, нрав которого не знаю. – Какой грудничок? Я же здесь родился, а не на Украине! – Посмотрел на маму. – Вы же с папой мне всегда это говорили. И папа сегодня сказал, что ты была беременная, когда вы бежали из Киева.
