Новые укрепления, военно-морская база Вектес, три дня спустя
Посудины, составлявшие флот Олливара, еще не добрались до острова. Полипы и стебли тоже не появлялись. Бандиты сидели тихо. У Хоффмана создалось впечатление, будто весь мир по какой-то причине затаил дыхание.
Он надеялся, что это просто небольшая передышка, которая позволит ему достроить укрепления прежде, чем разверзнется ад. Это даст им некоторое разнообразие; хватит уже каждый день бегать от надвигающихся катастроф, таская за собой скудные пожитки, — ведь даже бегство никогда не получалось у них как следует. Рвы и ямы, тянувшиеся вдоль северной границы лагеря, уже были достаточно глубокими; их вид создавал у жителей чувство защищенности и укреплял веру в армию. Тем не менее все это вполне могло оказаться лишь напрасной тратой сил.
«А что, если стебли выползут из-под земли прямо в лагере? А что, если мы не сможем загнать полипов в нужное место? А что, если… наступил момент, когда я провалю оборону?»
По крайней мере, Диззи Уоллин был счастлив. Он вскарабкался в кабину своего чудовищного агрегата — он называл машину «Бетти» — и завел мотор. Монстр затрясся, затем ожил. Хоффман стоял на валу, образованном из земли, извлеченной из ям, — и они с Диззи оказались почти на одном уровне.
Диззи провел ладонью по рулю, словно успокаивал машину.
— Доброе утро, дорогая, — обратился он к экскаватору. — Ты хорошо отдохнула? Готова немного поработать для Диззи? Хорошая девочка. — Он положил локоть на раму открытого окна. — С дамами нужно обращаться деликатно, полковник. Показывать, как ты их ценишь.
Хоффман был совершенно уверен в том, что Диззи имел в виду свой экскаватор, но нечистая совесть не давала ему покоя. Все водители, завербованные во время операции «Спасательная шлюпка» — так Прескотт окрестил проект по вербовке бродяг в обмен на помощь их семьям, — были помешаны на своих машинах. Возможно, эта полубезумная любовь к механизмам просто помогала им выполнять тяжелую работу — да еще пьянство, в котором Диззи погряз по уши.
«Ну и что? Дело свое он делает. Бедняга. Скоро совсем загубит себе печень».
— С утра у них у всех плохое настроение, — ответил Хоффман. — От женщины лучше держаться подальше, пока она не выпьет первую чашку кофе и не накрасит губы.
Диззи разразился хохотом:
— В самую точку. Послушайте, сэр, а откуда вы знаете, что этот фокус сработает? Может, эти штуки, полипы, слишком тупые, чтобы идти за приманкой.
— Они придут к нам, Уоллин. Мы и есть приманка. — «Я уже проделывал это. Я подставил врагу беззащитное брюхо. А потом, когда он оказался в пределах досягаемости, я убил его». — Мы постараемся сделать так, чтобы они пришли именно туда, куда нам нужно. Мы заманим их в ловушку. Мы сгоним их в одну кучу. Черт возьми, будем пихать их бульдозерами. Но мы загоним их в ловушку и перебьем.
— Бетти это не слишком понравится, сэр.
— Она крепкая старушка. Как и почти все женщины. За нее не волнуйтесь.
«Но даже самые крепкие иногда не добираются до базы».
Стройка ожила: водители, инженеры и рабочие пришли продолжать копать и разравнивать землю. Старший сержант Парри, самый опытный человек в Инженерных войсках, вскарабкался на земляной вал вместе с Ройстоном Шарлем, и они склонились над планами.
Они знали, что делать. Хоффман им был не нужен. Но ему хотелось понаблюдать за ними какое-то время, хотелось убедить себя в том, что он не напрасно тратит горючее и время, когда нужно чинить машины, строить дома и выращивать хлеб.
Если они считают, что вся эта затея — безумие, они дадут ему это понять так или иначе. Он был в этом уверен.
— А ты в детстве любил копать ямы в саду, Виктор? — По земляному валу шагал Майклсон. — Я вот любил. Один раз закопал любимый фарфоровый чайник моей матушки в качестве пиратского сокровища. Она была не в восторге.
— Если ты сейчас скажешь, что именно это побудило тебя пойти служить на флот, — ответил Хоффман, — мне придется тебе наподдать, чтобы вышибить из тебя дурь.
— Ты договорился с Прескоттом насчет того, сколько горючего потратить на раскопки?
— Он прекрасно знает, сколько я потрачу. И еще он знает, что если экономить это горючее сейчас, то, когда нам всем наступит крышка, его Имульсия уже никому не будет нужна.
— Значит, именно так ты поступил в Кузнецких Вратах.
— Именно так. Только там я не копал ям.
— В официальных отчетах я читал о минах-ловушках, но это не дало мне полной картины.
— Я не писал этих отчетов. Мой вариант почему-то не понравился командованию.
Да, этот способ среди прочего Хоффман применял во время обороны Кузнецких Врат. Точнее, не сам способ, а старый принцип: если ты боишься, что враг одолеет тебя и прорвет укрепления, сделай так, чтобы он пожалел об этом. Войти в твою крепость для него должно означать смерть.
Когда пришло время, применить этот принцип оказалось на удивление легко.
В каждом из нас живет животное, охраняющее свою территорию. Иногда его видно сразу, иногда оно скрыто настолько глубоко, что сам человек не знает о его существовании, но при защите родной земли оно заставляет и солдат, и гражданских сражаться до последнего. Хоффман знал, что его просто нужно выпустить на свободу. И мощным толчком для запуска защитного механизма является вид врагов, лезущих на твои стены.
— А что, если стебли не придут? — спросил Майклсон.
— Тогда у нас останутся прекрасные укрепления, — ответил Хоффман, — которые не просят есть и пить, как любит говорить сержант Матаки.
— Она с тобой еще разговаривает?
— Кто, Матаки? — Хоффман прекрасно понимал, что Берни недовольна. Он предпочел бы хорошую ссору, чтобы она смогла выплеснуть на него свой гнев. Однако она, похоже, боролась с чем-то другим, со своим внутренним врагом — старостью, пытаясь отрицать ее. Если бы он хуже знал ее, то сказал бы, что она внезапно стала бояться смерти, — странно для солдата, который каждую минуту сталкивается с ней. — Она предпочитает компанию этой чертовой собаки. Даже пускает ее спать к себе в постель. Проклятое животное рычит на меня.
Майклсон взглянул на него как-то странно — не то снисходительно, не то сочувственно:
— Заманчиво думать, что ты знаешь, как будет лучше для других.
— Командир не может иначе, Квентин.
— Но только до того момента, пока ты не поймешь, что делаешь то, что лучше для тебя. Интересно, сможешь ли ты жить счастливо, после того как Прескотт отправит тебя в отставку? Кстати, ждать осталось недолго.
— Я не отправлял Матаки в отставку. Я перевел ее в тыл до тех пор, пока она не поправится. — Хоффман до сих пор еще не придумал, как бы уладить это дело так, чтобы избавить Берни от боевых заданий, для которых она была уже недостаточно вынослива. И чувствовал, что нужно думать о ней больше. Этой проблеме он уделял какие-то несколько минут в день, поглощенный другими заботами, и время от времени ему казалось, что он слышит голос Маргарет, спрашивающей его, когда он собирается развестись с ней и жениться на армии? — Когда нас атакуют — если атакуют, — я отправлю ее в Пелруан на помощь лейтенанту Штрауд.
