— Но в отличие от других, — продолжил Марк свой разговор, — я пришел к вам не с пустыми руками.
— Если ты хочешь поведать мне о моих шалостях с контрабандой, то лучше не утруждай себя. О них я и так хорошо осведомлен. Могу лишь повторить — я не торгую секретной информацией. И давай кончать на этом.
Опрокинув остатки коньяка в рот, я поставил рюмку на сервировочный столик и собрался уже уйти в другую комнату, но Марк вдруг сам встал. Он отошел к гостям, взял себе бутылку вина и вернулся. Сев обратно в свое кресло, мой собеседник сделал несколько глотков прямо из горла, а затем поставил бутылку на пол у своих ног.
— Я же сказал вам, Селий, что не принадлежу к тому кругу чистоплюев, которым с детства все досталось. Поинтересуйтесь у Катарины… Когда мы с ней познакомились, у меня ничего не было. А сейчас есть очень многое… И ни в одной из своих сделок я не пользовался шантажом, уж поверьте мне на слово. Я пришел к вам не с пустыми руками, но отнюдь не с компроматом. Это слишком просто — для «чистоплюев». Я человек другого пошиба. Я предпочитаю действовать более мягко. Могу, если потребуется, вылизать задницу партнеру и не буду стыдиться этого. Результат окупает все с лихвой. Кстати, вы знакомы с кем-нибудь из Совета? Я имею в виду личное знакомство.
Камень был брошен с дальним прицелом, и я не торопился отвечать на вопрос.
Марк играл со мной. А вступать в чужую игру, не выяснив до того правил, не входило в мои привычки. Марк наверняка собирался бросить мне лакомую кость, а затем, приласкав, надеть цепь. Но я-то не был псом и становиться им совсем не собирался.
— Знаю, что в Совете у вас нет знакомых, — ответил за меня Марк, видя, что я молчу.
— Раз знаешь, зачем спрашивал? — как можно снисходительней улыбнувшись, поинтересовался я. — Ты куда-то не туда метишь, родной.
Я посмотрел на гостей. Они начали расходиться, и Катарина провожала уже, кажется, пятую пару. Мне стало немного легче.
«Скоро и этот Лозик уйдет», — мысленно подбодрил я себя, хотя сам в это мало верил. Уж Марк-то вцепился в меня мертвой хваткой. И он был далеко не глуп. Но на крайний случай у меня еще имелся жесткий метод воздействия — для особо непонятливых. Только вот не хотелось его использовать. Все же Марк был другом Катарины. И она бы сильно расстроилась, сломай я ему пару ребер или челюсть.
— Видишь вон ту, длинноногую, с пышной шевелюрой крашеных волос? — спросил у меня Марк, заметив, что я смотрю на гостей. — Она стоит у окна и курит.
— Ну вижу, — ответил я. Имя женщины мне не было известно, но, кажется, это была подруга Катарины еще со школы.
— Это Лидия Мерсен. Она любовница Ольгерта Тарна, главы Совета. Мало кто об этом знает, а я вот знаю.
— Ну и что? — как можно безразличнее спросил я, хотя сам заинтересовался женщиной. Она была действительно хороша. Круглые бедра, скромная нежная грудь и длинные ноги. Но женщина заинтересовала меня не своей красотой. Я невольно представил, как она, лежа в постели с Тарном, решает, стоит ли проводить чистку на очередной открытой планете… Нет, этого не могло быть! Я упрямо встряхнул головой и поднялся с кресла.
Марк даже растерялся от такой моей неожиданной, реакции.
— Кажется, тебе пора, — тоном, не терпящим и малейшего возражения, произнес я. — Проводи Лидию, возможно, она что-нибудь поведает тебе о своей сексуальной жизни. Ведь ты проявляешь к этому такой живой интерес.
Грустно улыбнувшись, Марк встал с кресла.
— Жаль, что вы не хотите выслушать меня до конца.
— Не имею ни малейшего желания, — на манер интеллигента ответил я, направляясь к встроенному в стену шкафу.
Улыбка Марка скривилась, но он все же не спеша последовал за мной. Его пальто я узнал сразу. Оно было самым шикарным из всех, с большим, откидывающимся на плечи воротом и двумя крупными бриллиантами вместо пуговиц.
— Кажется, это твое, — произнес я, доставая из шкафа пальто. Случайно мой локоть соприкоснулся с чьей-то мягкой нежной ладонью. Я медленно повернулся, продолжая держать в руках пальто, и увидел Лидию Мерсен. Она тоже узнала меня и поспешно отдернула свою руку. На ее лице отобразилась брезгливость аристократки, которая услышала слово «дерьмо». Но свои чувства Лидия тут же спрятала за поддельной натянутой улыбкой.
— Разрешите мне взять свою шубу? — с той же улыбкой поинтересовалась она.
— Да, конечно, — оторопело ответил я и поспешно отошел в сторону — слишком поспешно. Это не ускользнуло от внимания Марка.
Странно, но чувство горечи, испытанное мною в этот момент, неприятно поразило меня. Я был уверен, что давно уже привык к подобному и моя душа, как облаченный в доспехи средневековый рыцарь, неуязвима для подобных выпадов. Но доспехи эти оказались не столь прочными. Если бы на месте Лидии Мерсен стояла любая другая женщина… Но другой не было. И именно это меня задело. Уж от Ольгерта Тарна эта женщина наверняка руку не отдергивала. А ведь Совет дает добро на проведение чистки! А мы солдаты! Мы всего лишь исполнители!
Кто-то взял из моих рук пальто, и, словно издалека, до меня долетел тихий шепот:
— А жаль, что вы не захотели меня выслушать. В Совете столько всего интересного происходит… И в Чистке тоже…
Словно в замедленном проявлении пленки передо мной появилось лицо Марка.
Лидии Мерсен рядом уже не было. Когда и каким образом она удалилась, я даже не заметил. Вот она стояла, и теперь уже ее нет.
— …Жаль, что вы не захотели меня выслушать, — вновь произнес Марк, надевая пальто. — Вы боитесь позволить кому-нибудь использовать себя, а ведь даже не подозреваете, что вас уже давно все используют…
Марк продолжал что-то говорить, но я не слушал его. Перед моими глазами вновь был Хамеон. А в ушах звучали слова Терри: «Совету нужна была эта чистка…»
— Пойдем, — тихо сказал я Марку и направился в свою самую дальнюю комнату.
Туда, где я обычно уединялся, когда на душе становилось невыносимо мерзко.
Мой личный кабинет. Нет, на кабинет эта комната походила меньше всего.
Здесь стояли только большой широкий диван, старый письменный стол, которым я никогда не пользовался, и стул. Комната была совсем маленькой, три на три. Для меня она служила некой своеобразной отдушиной. Я иногда закрывался здесь, ложился на диван и долго изучал трещины штукатурки на потолке, совершенно ни о чем не думая. И так вот, лежа часа два или три, я отстранялся от всего окружающего меня мира и как бы очищался от чего-то неприятного, мерзкого и липкого. Эти два-три часа мои мысли витали очень далеко от реальности, рисуя в своем воображении совсем иной мир, где светлого было значительно больше, чем темного. Там не было крови, там не было Чистки. Там были живы Лок и другие ребята, умершие лишь потому, что так хотел Совет.
