Если бы не Елена, одиссея Томского закончилась бы в следующие несколько секунд. Стоя на коленях, девушка обеими руками вцепилась в ногу Чеслава и резко дернула. ЧК опять промахнулся, а Толик укрылся за следующей колонной. Корбут тащил пленницу по последнему лестничному пролету. Совсем немного — и они скроются в вестибюле. Томский приготовился к новой перебежке, но вдруг услышал за спиной чей-то смешок.
— Я искал тебя, Томский. — Габуния улыбался и перебрасывал верную заточку из руки в руку. — Ты погубил моих ребят. Всех до единого. Прикончил Мартина. И сам сейчас отправишься вслед за ним.
Толик приготовился к тому, что Гиви бросится на него, и слишком поздно сообразил — противник намерен метнуть заточку. Томскому оставалось только одно: самому ринуться на Габунию, одновременно стараясь увернуться от заточки. Первое удалось. Второе — не очень. Заточенный напильник вонзился в плечо.
Толик не успел даже почувствовать боли, как оказался в медвежьих объятиях Габунии. Вступать с ним в рукопашную было большой ошибкой. Томский старался се исправить, освободиться от захвата, но Гиви его не отпускал. Одной рукой он обхватил Толика за пояс, а второй уперся в подбородок, явно собираясь сломать врагу шею. Упустив свое главное преимущество — драку на расстоянии, Толик мог лишь упираться изо всех сил. Однако время работало против него. Давление на подбородок не ослабевало, а скорее, усиливалось. От боли потемнело в глазах.
Этот поединок проходил без резких телодвижений. Противники застыли, словно статуи, и только напряжение на лицах выдавало накал борьбы. Томский был в шаге от того, чтобы потерять сознание, но тут увидел, что Чеслав решил помочь Гиви. Он опять целился. Новая угроза придала Толику сил. Помогла собраться настолько, что он крутанулся вместе с Габунии. Тот оказался между Чеславом и Томским очень вовремя. Толя понял, что пуля попала Гиви в спину, только потому, что давление на подбородок ослабло. Единственный целый глаз альбиноса закатился под лоб. Гиви разжал руки, начал медленно оседать, но Томский не позволил ему упасть. Прикрываясь телом, как щитом, он медленно двинулся к лестнице.
Когда он добрался до первой ступеньки, стало ясно: тащить дальше эту тушу невозможно. Впрочем, в этом уже не было необходимости — Чеслав и Елена скрылись в вестибюле. Отпустив Гиви, Толик рванулся вверх. Добежал только до промежуточной площадки.
Как только Томский остался без своего щита, Корбут вынырнул из-за угла. Промахнуться с такого расстояния было невозможно.
И Корбут не промахнулся. Толя узнал, как чувствуют себя люди, получившие пулю в грудь. Это был не толчок, а удар, сравнимый по мощности с ударом кувалды. Томский рухнул вниз с лестницы. Уже в полете осознал: для него все кончено. На этом цепочка мыслей оборвалась. Никаких тебе мельканий фрагментов прожитой жизни. Ничего. Просто полет в пустоте и удар спиной.
Он лежал с закрытыми глазами, но продолжал слышать треск автоматных очередей, отрывистое тявканье пулемета. Значит, все-таки жив. Томский разлепил веки. Потолок станции оказался на месте. Адски болело плечо, а вот левая сторона груди просто ныла. Толик нащупал в куртке рваную дыру. Сунул в нее палец и понял, почему пуля не причинила ему вреда. Он совсем забыл о медальоне, полученном на Автозаводской. Кругляшке с гербом Города Мастеров, подаренным ему Наташкой. Он действительно принес ему удачу. Жаль только, что теперь медальон был безнадежно испорчен — пуля оставила на нем глубокую вмятину.
Когда Томский встал, то увидел, что повезло ему дважды. Падая со ступенек, он мог бы запросто разбить голову, но рухнул прямо на распростертое внизу тело Гиви. Прямехонько на развороченное пузо трупа, ставшего отличным амортизатором. Оказалось, даже Габуния мог на что-то сгодиться. Рядом с телом лежала окровавленная заточка. Толик сжал ее резиновую рукоять и взвесил на руке. Не только Гиви мог похвастаться умением метать холодное оружие. В школе полковника Сычева это искусство тоже преподавалось.
Томский поднялся в вестибюль. Из-за двери с табличкой «Комендант» не доносилось ни звука. Толик распахнул ее ударом ноги. Яркий свет люминесцентных ламп играл на отполированной до блеска поверхности скальпеля, который Чеслав приставил к шее девушки. Опытный хирург знал свое дело: острое лезвие застыло над сонной артерией. Малейшего движения было достаточно для того, чтобы режущая кромка рассекла кожу и погрузилась в плоть.
— Толя! Убей его! — закричала Елена, заметив краем глаза мужа. — Прикончи эту тварь!
Нижнюю половину тела Корбута прикрывал стол. А сам он прикрылся Еленой, как щитом, весь сжался, ссутулился, чтобы уберечь голову. Попасть в него можно было, лишь тщательно прицелившись. Даже если такая возможность и представилась — никаких гарантий того, что трехгранное лезвие вонзится в нужное место. Риск был слишком велик, и Толик опустил заточку.
— Все правильно, дружище. Я чувствовал, что ты жив, — улыбнулся Чеслав. — Мы с тобой перешли на холодное оружие. Только мое все равно холоднее. Умей проигрывать. Будь последователен до конца — брось свой штык. И ради здоровья дамы, не делай резких движений. Я ведь без колебаний убью эту сучку, а заодно и твоего выродка. Мне терять нечего.
Томский оцепенел. Все это уже с ним происходило. Он уже видел те же самые глаза. Тот же фанатичный, безумный взгляд. Только в руке профессора Корбута был не скальпель, а револьвер, и прижимал он его не к сонной артерии, а к подбородку Елены. От слов «сучка» и «выродок» у Толика перехватило дух. Еще мгновение, и он, позабыв обо всем на свете, прыгнул бы на Чеслава. К черту заточку. Чтобы придушить гадину, ему хватит и голых рук. Как же хочется вцепиться ему в горло обеими руками и душить, душить! Пока глаза у Чеслава не полезут на лоб, а язык не вывалится изо рта.
С огромным трудом Томский взял себя в руки.
— Брось скальпель, Чеслав, — тихо произнес он, стараясь унять дрожь в голосе. — Кто здесь проиграл? Перестрелка заканчивается. Мы контролируем станцию. Предлагаю сдаться…
— Тут диктовать буду я! — истерически заорал Корбут. — Сейчас мы с ней выйдем отсюда. И никто не сдвинется с места до тех пор, пока мы не сядем на моториссу. Девка останется у меня заложницах. Ты понял, Томский?
Толик кивнул. Приставленный к шее Елены скальпель не оставлял места для маневра. Корбут потащил девушку к выходу, но, сделав шаг, остановился.
— И как же я мог забыть! Прикажи недомерку Гришке Носову вернуть мне Шестеру. Без нее я отсюда не уйду. Торопись, Томский! Моя рука может дрогнуть, и тогда…
От досады Томский прикусил губу. Он рассчитывал метнуть заточку в Чеслава, как только тот выйдет из-за письменного стола. Однако ЧК был настороже и сразу вернулся на прежнее место. На стартовую позицию.