— Понимаете, как только я дотронулся до нее, мне показалось, что это что-то живое, и в тот же самый миг я вдруг стал воспринимать мир совсем по-иному, будто пелену какую-то сдернули с глаз моих. Я услышал мысли находившихся рядом со мной людей, все устройство Вселенной стало мне понятным и объяснимым, а главное, я осознал, что дано мне это все, чтобы прочитать и донести до живущих мудрость Авесты, записанную на металлической плите, лежавшей передо мной в раскопе.
Ну и остальные, видимо, почувствовали то же самое, и тут сфера начала гаснуть и исчезла, прямо как в сказке. А после этого все и началось. Собственно, двигать науку только я остался, — Смирнов с Брянцевой подались сразу в экстрасенсы-целители, по сто баксов за прием, народ в очередь, а Гульцев, стервец, каждый день из казино не вылезал, и любой катала ему в подметки не годился.
Ну а я докторскую слепил, а чтобы не было скучно, пару раз в месяц выигрывал тысяч по десять то в спорт-прогноз, то в спортлото, кооператив построил и машину купил — словом, жизнь — красота. Да только набрался однажды я крепко и на банкете каком-то обрисовал в деталях перспективу человечества, предсказанную подробным образом в Авесте, а там, как известно, коммунизм не предвиделся. Словом, стуканул кто-то, и наехали чекисты на меня по-настоящему.
Он замолчал, вздохнул и вяло продолжил:
— И только начал я для них Авесту толковать, как вдруг что-то со мной случилось: прежний я стал, и все, что усвоил ранее, забыл бесповоротно. Помучились они со мной немного, а потом признали невменяемым и запихали в спецпсихушку. Год промурыжили, пока не стал я полным идиотом, а только вышел — несчастье с женой и сыном, а потом как снежный ком с горы: Гульцева застрелили конкуренты, у Смирнова все погибли в пожаре, а Оленьку Брянцеву маньяк надел на кол.
Орлов, внезапно всхлипнув, снова глотнул из бутылки, и хоть выпил он совсем немного, но глаза его тут же закрылись, послышался храп и голова доктора наук свесилась на галстук. «Плохо дело», — пожалел его Сарычев и, оттащив безвольно раскинувшееся тело на тахту, направился к входной двери.
Уже на подходе к «Ниве», где, истомившись в ожидании его, Мазаев спал сном младенца, майор услышал за своей спиной удары по железу и, обернувшись, глянул во двор: там бывший хозяин инвалидной коляски яростно крушил ее ломом, и на порозовевшем лице его разливалась ослепительно счастливая улыбка блаженства.
В дежурной части было как всегда — накурено, погано и неуютно. Здорово воняло блевотиной, — это не так давно погорячился молодой, еще неопытный помдеж, подтеревший за харчеметом его же собственным шарфом, а потом в сердцах обмотавший им шею хозяина. Из «обезьянника» доносилось пьяное бормотание, сдержанный мат и храп, — словом, все было как всегда.
— Все, старшина, расслабься. — Дежурный по отделу положил телефонную трубку и, закурив воровскую папиросу «ББК», ситуацию прояснил: — Отбой тревоги, террористы скапустились.
Вскоре за стеной послышался шум моторов, и бывшие «на гное», в оцеплении то есть, чекисты угрюмо потянулись к ружпарку — разоружаться.
— В стволе-то у тебя ничего не осталось? — брезгливо поинтересовался дежурный у молодого салапета, всего как две недели прибывшего с милицейского ликбеза, а тот, ответив простодушно:
— А я, товарищ капитан, и не досылал, — засунул шпалер в ячейку, положил карточку-заместитель в карман и, застегнув, как учили, его на пуговку, всём присутствующим доложил: — Здорово-то как было.
— Вот и в следующий раз опять поедешь, — сурово пообщал щеглу помдеж, а тот, не в силах держать клюв закрытым, восторженно сообщил:
— Полковник там был из Мурманского спецназа, лично террористов слепил. А с виду неприметный такой. — И повернув коротко стриженную башку, он скользнул взглядом по стене и вдруг, радостно вскрикнув, ткнул пальцем в плакатик, озаглавленный «Внимание. Розыск»: — Вот на этого похож, один в один, только без усов.
— Ну ты даешь, недоквашенный, смотри, узнает полкан, что держишь его за мокрушника, — ушатает. Ха-ха-ха. Хо-хо-хо.
Молодой щегол почему-то не засмеялся, а подтянулся к фотографии поближе и, внимательно вглядевшись, прочитал под ней: «Сарычев А. С. Разыскивается за убийство»…
Лучезарный Хваршат пребывал в знаке Девы, и в царском дворце праздновали третий Гахамабр, Великий праздник хлеба, посвященный небесному полководцу Шахривару.
На столах, замкнутых в круг, символизирующий собой кольцо Зодиака, стояли на подставах ритуальные хлеба, по поверью отгоняющие злых духов — дэвов; глиняные чаши были полны благими продуктами — творогом, сметаной, сливками, а на деревянных досках в изобилии лежали ватрушки и круглые сыры, напоминающие о круговерти мироздания. Распространяя ароматы трав, покоились на блюдах зажаренные целиком в углях свиные туши, но лишь имеющие хварну воинов, закутанные в черные плащи, их удостаивали своим вниманием, да и то в малой мере. Белыми шапками пенилось пиво, и наполнялись кубки красным виноградным вином, единственным благим напитком, который выявляет истинный характер человека и не лишает его при этом разума.
На западной стороне стола сидел царь Катаранга, высокий, густобородый мужчина с умным, проницательным взором, но отпущенная ему Богом благодать подходила к концу, и напротив него, на востоке, размещался его преемник, выбранный самим Первоидущим, — стройный, светловолосый юноша, носитель сразу трех хварн.
Великий Учитель Мудрости вкушал дары Спенты-Армаити — матери-земли — на южной оконечности стола.
Истинное имя и возраст его не знал никто. Много оборотов Хваршата тому назад, в самом начале Эпохи Овна, когда в небе загорелась комета в форме трезубца, пришел он на землю, и свыше был указан ему путь к Пещере Истины, где и постиг он сокровенное.
Неподалеку от Учителя сидел его сподвижник и верный друг Гидаспа, с которым вместе он вернул учение к истокам и возродил Столицу городов из бездны запустения. Понимающим он дал знание, народу — Божественный закон, а государству — достойного царя.
— Судьба — это то, что предписано изначально, — учил Первоидущий, — а Божественное провидение, или хварна, — это то, что даруется помимо этого. Это высшая отмеченность, вселенская награда, то, что отличает человека от себе подобных и дает возможность подняться над другими.
Есть благодать царей, даваемая только тем, кто не стремится к власти, удел их — повелевать согласно с волей Бога.
Есть благодать жреца, священника, его удел быть первым среди равных и восстанавливать утраченную целостность Вселенной.
