Ознакомительная версия.
Так или иначе, но до родного города они добрались солидно нанервничавшись, но без роковых приключений. Жалко действительно нельзя было позвонить и успокоить тетю Лиду.
Четвертая власть:
«…безусловно Новороссийск не имеет столь мощной военной инфраструктуры как Севастополь. Теперь часть кораблей черноморского флота России вынуждены сменить дислокацию радикально – уйти на Балтику и в Баренцево море. Так что черноморская группировка ослаблена донельзя, и, видимо, надо констатировать, навсегда. Спрашивается, неужели российские политические лидеры не могли предусмотреть столь простые и явные последствия своих популистских решений загодя? Досрочная передача – да, попросту, сдача – нашей исконной территории в угоду некому мировому сообществу – это…»
103. Командир группы дивизионов
Командир группы дивизионов полковник Бубякин оказался убит наглостью наповал. Еще он был поражен просто-таки феноменальным практицизмом, удивительной приспособляемостью этих империалистических агентов. Ведь никак нельзя было представить, что они выложили перед ним какую-то загодя разработанную инструкцию. То, что случилось, никак не получилось бы предусмотреть. По крайней мере, ни в реальной детализации. И надо же, менее чем через час после произошедшего этот скрытый ЦРУ-шник уже излагает ему вполне годную псевдо-версию событий. Проявлением чего это является? незаурядности ума, или все-таки условного рефлекса выработанного рождением в мире развитого капитализма? Может и правда человек постиндустриальной эпохи отличается от человека прошлого, двадцатого века, принципиально? В плане того, что тип homo sapiens прошлого столетия по внутренней структуре превосходил сложную, но все же вполне постигаемую окружающую среду, и потому его внутренний процесс понимания мира был сложен, информация проходила через множество преобразователей и фильтров, пока в конце-концов не приводила к какой-то реакции. То есть, тамошний, вымирающий нынче человек, к коим старший офицер Бубякин нескромно относил и себя самого тоже, обязан был иметь внутри как бы сложнейшую, донельзя хрупкую, состоящую из миллионов сцепленных тайным образом колесиков конструкцию. Когда же, с развитием производственных сил и усложнением цивилизации, хитроумность соприкасаемого с человеком мира перепрыгнула порог его миропонимания, то переулосжненно-накрученное естество sapiens-а старого типа мигом устарело. Теперь его внутренняя замысловатость, та самая духовность воспетая мертвыми классиками, стала абсолютно излишней. Ныне, головоломность внешнего окружения сама обтачивала болванку абсолютно пустого – по взглядам былого времени – homo во что-то путное, то бишь, полностью приспособленное в выживанию, а значит и к обустройству во внешнем технологически (естественно, не в плане только техники) перенасыщенном мире. То есть, полученная в результате обработки, сложная внешняя форма структуры современной души запросто обогнала по приспособляемости хрупкую и ломкую систему прошлого. У новой наличествовала повышенная надежность и совершеннейшая износостойкость. Куда с ней было тягаться хитросплетениям неустойчивых шестеренок былого? Душа старого типа, например, вынужденная при каком-нибудь лукавстве изворачиваться вьюном, закручивая шестереночную структуру внутри во что-то воистину немыслимое, дабы хотя бы не краснеть во внешней трехмерности, никак не могла конкурировать с болванкой сегодняшнего типа. Ведь той совершенно не требовалось выворачивать какую-то сложность внутри, достаточно было лишь развернуться какой-то из своих внешних, обкатанных в нужную сторону граней. Никакого внутреннего протеста, эдакого, пусть и маленького перешагивания через себя, обман и даже предательство, внутри объекта, с детства обработанного технологичным миром современности, вызвать попросту не могло. Какие-то всхлипы сердобольных мамочек: «Да как же он мог?» или там «Как не стыдно!», не имели в данном случае никакой культурологической, а уж тем паче материальной привязки. Внешняя форма оперативной сферы взаимодействия субъекта с миром просто-напросто сама по себе производила нужную реакцию на изменение чего-либо. То, что субъект в данном случае, по крайней мере, в сути, переставал быть субъектом, а обращался в объект – само собой понятно. Но втолковать столь простую истину самому этому субъекто-объекту вы бы никоим образом не смогли. Не стоило бы и пробовать.
Потому и сейчас, наблюдая за болтающим (исключительно по делу, кстати) пришельцем с иного континента, полковник Бубякин абсолютно не задавался вопросом, есть ли у данного англоязычного типчика совесть. Априорно ясно, что таковой шестеренки в структуре данной личности не присутствовало изначально, даже в проектировании. Если уж культуре порожденной индустриальной эпохой на свое горе получилось столкнуться с культурой постиндустриальной, то, по крайней мере, надо уйти с честью, поглядывая на опрокидывающийся мир философски. Раз уж искусно обточенные неваляшки оказались более жизнестойки (а как еще выразиться?), чем железные люди эпохи промышленного бума, то к чему теперь табуретки ломать? Общего идеологического ядра нам все едино не найти, тем более с точки зрения той же усложненной внутри индустриальной культуры, вся идеология постиндустриальных неваляшек сводится к простейшему превознесению собственного «я». А поскольку этого самого «я» у объекта попросту нет, и быть не может, то, следовательно, за «я» принимается внешняя атрибутика существования, то есть вечное поигрывание на струне удовольствия – упрощенная чувственная роса – «жарко-холодно» и ни шагу в сторону, ибо пространств по сторонам попросту не существует.
Посему, командир группы зенитно-ракетных дивизионов – богатства выданного той самой фазой индустриального апогея ныне опрокинутой в царство Тутанхамона страны – слушал излагаемые ему философствования американского неваляшки совершенно спокойно. Полковник Бубякин был знаком с этой философией неваляшек давным-давно, на горе его собственный сынок относился к этому самому виду, хотя вырос не за морями-океанами, а на тутошнем континенте. Главная фишка всей этой философии сводилась к просьбе – а в идеале, разумеется, к приказу – «Дайте мне все, что мне хочется и немедленно!». Сейчас, из-за не слишком понятного соотношения сил, эта простота маскировалось чуть более сложной, но тоже весьма простоватой формулой – «Ты мне – я тебе». Вот сейчас для полковника украинской армии в очередной раз растолковывали вторую часть аксиомы – «тебе». Правда, растолковывали ее не напрямую – в плане языкового аспекта – а через военного переводчика в звании майора.
Ознакомительная версия.
