— Оби, — вздохнул командир, — неужели ты бы дал им умереть от холода? Или от клешней этих жуков? Мы же русские офицеры, в конце концов. То, что мы перед войной вступили в артель, не отменяет нашу присягу. А присягали мы народу своему.
— Народ разный бывает, хоть и свой. Тебе ли не знать.
Дьякон снова посмотрел на парочку.
— Знаешь, Оби, мне моя очень часто снится. Как проснусь, аж застрелиться хочется. А может, все оттого, что кто-то не оказался в нужный момент поблизости, чтобы помочь нам остаться вместе?
— Понимаю… — кивнул Обелиск.
— Вот и хорошо, что понимаешь. И потом, просил же Дитрих привезти мальчика и девочку. Вот это они и есть. Зачем нам какие-то твари? Надо в первую очередь о людях подумать.
— Согласен с тобой.
— Еще бы ты не был согласен, — хмыкнул Дьякон. — Не будешь согласен, пойдешь до Урала пешком.
— Ого! — засмеялся Обелиск.
Однако через несколько секунд его веселье вдруг пропало.
— Командир, сигнал!
— Что? Какой сигнал?
— От наночипа этого.
— Что?! — Дьякон уставился на приборную панель. — Это наш клиент?
— Нет. Цифровая подпись другая. Сигнал нашего клиента как пропал пару часов назад, так и нет его. Это, похоже, тот, второй. И сигнал совсем рядом. Впереди.
Из снегопада в яркий свет фар, чуть ли не под траки, выпрыгнул человек.
Машина остановилась. Дьякон привел свой «каштан» в боевое состояние. Человек под снегопадом выглядел плачевно. Лицо сплошь в ссадинах и кровоподтеках, одежда местами порвана, шапки вообще нет, что в нынешние времена вне укрытия является самоубийством. Однако неизвестный умудрился изобразить улыбку и вытянул поперек дороги руку, оттопырив большой палец на манер тех, кто в довоенные времена путешествовал автостопом.
— Будь готов, если что.
— Всегда готов, — кивнул Обелиск.
Дьякон открыл дверь, вышел из кабины с оружием в руке.
— Братцы, или пристрелите, или возьмите с собой, — дрожащим голосом проговорил человек.
— Назовитесь, — строго сказал Дьякон.
— Епт, холодно же! Меня колбасит, ну!
— Послушайте, я полковник Дьяконов. Вы что-нибудь слышали об артели?
Незнакомец был настолько удивлен, что даже перестал на секунду трястись.
— Ну ни хрена себе! — пробормотал он. — Вот уж не думал! Через столько-то лет…
— Кто вы?
— Старлей. Вадим Бессмертных. Оперативный псевдоним Кощей.
— Свой номер помните? Кулон сохранился?
— Кулона давно нет. Блокнота тоже. Номер помню.
— Говорите.
— Два-ноль-ноль-девять-два-ноль-один-ноль.
— Оби, опускай аппарель! — крикнул Дьякон в кабину.
Марину разбудил ворвавшийся в пассажирский салон холод. Женщина поежилась, а затем проснулся Костя. С трудом разлепив веки, они увидели человека. Тот словно побывал в кулачном бою со всем миром, огреб по полной и при этом умудрился победить.
Человек сел у противоположного борта, прислонившись правым плечом к большому агрегату, предназначенному, видимо, для связи.
— Степан? — изумленно произнес Костя.
Волков устало улыбнулся.
— Ребята, я так рад, что вы нашли друг друга, — едва слышно проговорил он. — А ведь нам удалось, правда? Хорошо ли стало, плохо ли, но мы это сделали. Марина жива. Вы вместе.
— Да, Степан, спасибо тебе большое, — кивнул Ломака. — Я думал, всех потерял. Селиверстов вот… погиб. — Он вздохнул.
— Как жаль…
— Волков, а с тобой-то что случилось? — спросила Марина.
— Со мной случилось то, что я не Волков, — снова улыбнулся Степан.
— А кто же? — У Кости брови полезли на лоб.
— Вадим. Вадим Бессмертных.
— А как же Степан Волков? Москвич? Семья? Брат по имени Ветер? Несостоявшееся возвращение домой?
— Все это было, ребята. Все так и было. И Степан Волков, и его горе, и Москва. Только вот домой после катастрофы он не отправился, потому что спас жизнь одному раненому молодому военному. В тот день мы с моим товарищем Германом приехали в Новосибирск. Мы искали Жуковского, то есть Даниила Андреева, ученого, который сбежал, прихватив массу секретных данных, и без которого практически стал один закрытый институт. Мы должны были задержать его. Арестовать, если хотите. Но в тот день случилась война, уничтожившая наш мир. Потом была суровая школа выживания. Дорога отчаяния и ужаса. Праздник смерти. Мой друг Герман погиб. Но я уже был знаком с Волковым. Мы были чужаки в городе, вот и держались вместе. Потом на краю гибели оказался уже я, и он меня спас, при этом получив роковую травму. Он угасал несколько дней, рассказывая все, что накопилось за душой. И когда он умер, на меня легла печать вины за это. И за то, что он так и не попытается вернуться к семье. Мне было так горько, так обидно и стыдно, что я просто решил жить его жизнью. Чтобы хоть как-то искупить вину. Пусть Степан Волков будет жить, решил я…
Вездеход медленно двигался среди руин на окраине города. Дальше будет Толмачево. Путь лежит на запад, к Уралу. Позади осталась война в подземелье. Сибирские снега и холода — впрочем, теперь во всем мире такие же. А еще разъяренные твари. Тела погибших людей. Хороших и плохих людей. И бредущий по реке караван воинов, трутней, рабов, принцев, которые бережно несли в своих лапах белые яйца и куколок. Только у одного гигантского богомола был кокон черного цвета. Один-единственный и гораздо больше других. Там покоилась новая королева…
Но покидавшие разрушенный город путники об этом не знали.
— Прощай, Новосибирск, — вздохнул Вадим. — Как бы ни было тяжко, ты все же приютил.
— Да, прощай, родной город, — вздохнул Ломака, обнимая жену за плечи.
Вход в радиоузел подземной базы Аркаим, задолго до страшной войны созданной людьми в недрах Уральских гор, был строго ограничен. Однако Марина позволяла себе иногда заглянуть туда, когда дежурил ее муж.
Новый дом уже перестал быть новым для них. Земля обернулась вокруг Солнца по меньшей мере раза два с тех пор, как здесь поселились молодая беременная женщина и ее супруг.
Сегодня он задерживался. Совсем недавно в подземелье появились четыре человека. Совет почему-то отнесся к этим нежданным гостям с особым вниманием. Их разместили в уютной комнате с радиодинамиком, из которого лилась спокойная музыка. Им дали новую одежду. Их вопросом занимались высшие сановники братства рейдеров. И Дьякон даже попросил напечь для них печенья к чаю, что Марина и сделала.
Она скользнула между различными аппаратами в угол, где находилось рабочее место Константина Ломаки.
— Ты чего так долго, Котик? — прошептала она, подойдя к креслу, в котором сидел с сосредоточенным видом муж и держал возле уха наушник.
