Я прошёлся по периметру дота, осматривая все близлежащие окрестности. И везде видел одну и ту же картину – валяющиеся повсюду трупы финских солдат, и снег, забрызганный кровью. Пуля от крупнокалиберного пулемёта делала страшные вещи с человеческой плотью. Были оторваны руки, головы, другие части тела, а если в человека попадало несколько таких пуль, получалась бесформенная гора мяса и костей, что случалось довольно часто, так как по окружности нашего дота работало по противнику четыре спаренных крупнокалиберных пулемёта.
Особенно страшная картина открылась в секторе, по которому работал пулемёт Петрова. Там, начиная метров со ста пятидесяти от дота, снег буквально застилал ковёр из расстрелянных финских тел. По-видимому, Петров оказался самым выдержанным и открыл огонь только тогда, когда в его прицеле оказалась, чуть ли не половина финской пехоты, атакующей наш дот. Они набились в этот сектор, привлечённые молчанием пулемёта и, как им казалось, близкой добычей – стенами нашего дота. Много финнов подорвалось и на минах, установленных на самых удобных подходах к доту. А именно на тех, которые не смогли снять финские сапёры. Некоторые из этих солдат, так и остались лежать на своём же минном поле. Особенно большое количество финских трупов лежало у находящихся метрах в ста от дота окопах. Непосредственно к доту не подходило ни одного окопа или траншеи. По-видимому, финская пехота накапливалась перед решающим броском в этих, углублённых в землю ходах. А когда они вылезали на поверхность, то попадали под кинжальный огонь наших пулемётов. Около одного из таких окопов лежала куча трупов, распространяя по округе тошнотворный запах горелого мяса. Присмотревшись, я понял, в чём там дело. Вместе с пехотой в атаку пошёл огнемётчик. Попавшая в него пуля пробила баллон с горючей жидкостью, находящийся у него за спиной – получился небольшой полевой крематорий. Да! Финны положили у стен нашего дота уже не менее одного пехотного батальона, но успокаиваться никак не хотели.
Теперь они предприняли атаку, используя бронетехнику. Я насчитал не менее десяти танков, которые пытались пролезть к доту, но у них ничего не получалось. Все подходы были эскарпированы. Единственный, оставленный подъездной путь был занят. Там стояло два дымящихся остова от танков Т-III Германского производства. Их поджёг Орлов, сейчас выступающий за наводчика одного из "Бофорсов". Место за вторым противотанковым орудием занимал Курочкин. Наш единственный, недоучившийся артиллерист Сизов продолжал заниматься крупнокалиберным орудием. Эта мощная пушка продолжала разрушать укрепления "линии Маннергейма", находящиеся в секторе её обстрела.
В настоящий момент огонь вели только эта пушка, крупнокалиберные пулемёты и два "Бофорса". Пулемёты и противотанковые пушки стреляли в сторону развивающейся атаки бронетехники с пехотной поддержкой. Ручные пулемёты, которые использовались в самые критические моменты отражения финских атак, стояли прислоненными к стене. Пулемётчики теперь исполняли роль орудийного расчёта. Среди красноармейцев не чувствовалось никакой нервозности. Одним словом, в основном ярусе дота установилась спокойная рабочая атмосфера. Чувствовалось, что все роли уже расписаны и отработаны до автоматизма. Никто не суетился, все деловито занимались выполнением каждый своей задачи. Даже два легкораненых были заняты в общем деле обороны дота. Они выполняли функции, расчета "Бофорсов". Ребята получили ранения от осколков, влетевших в незакрытые щитами промежутки амбразур.
Для удовлетворения своего праздного любопытства я не стал отвлекать Курочкина от важного дела. Он выполнял сейчас функции наводчика "Бофорса". Все-таки, Ряба, обладал редким предчувствием того, что в этой жизни ему может пригодиться. Во время нашего двухнедельного отдыха около деревни Суомиссалми, он любую свободную минуту проводил у позиций трофейных "Бофорсов", обучаясь стрельбе из этих шведских 37-мм противотанковых пушек. Этой своей целеустремлённостью он заразил и меня. Я несколько раз вместе с ним брал уроки стрельбы из "Бофорсов" у нашего ротного эксперта по артиллерии – недоучившегося курсанта Ивана Сизова. За время этого обучения только я один сжёг около сотни снарядов. Но снарядов было совершенно не жалко. Доставшийся нам от егерей склад, ломился от избытка боеприпасов к "Бофорсам" и автоматам "Суоми".
Посчитав, что наверху моё присутствие пока не обязательно, и ход развития танковой атаки я могу увидеть и в перископ, я направился обратно в генеральский кабинет.
Первым делом, попав в генеральские апартаменты, я подошёл к трубе перископа. Но он не функционировал, по-видимому, перископ был уничтожен разорвавшимся снарядом, попавшим в верхнюю часть дота. Да! Теперь, чтобы увидеть ход боя, нужно было пользоваться дедовскими методами. Идти наверх и, с опасностью для жизни, вглядываться в открытую амбразуру. В таких условиях финский штаб вряд ли смог бы нормально функционировать. А значит, при приближении фронта он должен был эвакуироваться дальше в тыл. Получается, у финнов должен быть подготовлен резервный командный пункт с линиями связи и прочей необходимой инфраструктурой. А я так надеялся, что захватив этот штаб, мы нарушим управляемость финских войск. Но, к сожалению, этого не получилось. Это было видно по хорошей организации атак на наш дот. Для такой согласованности и слаженности обязательно необходима связь. Значит, получается, что отключив коммутатор, и оставив только одну действующую линию, мы ничего не добились. Телефонную связь мы поддерживали только с одним местом всего укрепрайона. Да! Это был соседний дзот, захваченный группой Серёги Климова. Я периодически с ним созванивался, и был в курсе всех отражённых финских атак. Имеющуюся радиосвязь мы не использовали. Никто из нас не разбирался в рации, тем более, имеющиеся антенны, наверняка, тоже были сбиты артиллерийским огнём финнов.
Когда я спускался на штабной этаж, у меня полностью сформировался план, как документально и наверняка утопить генерала Клопова. Зайдя в генеральскую приемную, я, на стоящей там печатной машинке, оформил докладную на имя самого Маннергейма. В этой записке прямо указал генерала Клопова, как основного информатора финской армии. Ещё несколько, похожего содержания, докладных я адресовал командующему финской армии генерал-лейтенанту Эстерману и командиру третьего армейского корпуса генерал-майору Хейндриксу. За пример я взял похожие по стилю докладные, за подписью моего пленного генерала. Все эти бумаги я нашёл в сейфе приёмной. Причём печатал я эти докладные на бланках штаба Хотиненского укрепрайона. Скрепив эту мою дезу именной печатью генерала, я встал и пошёл к нему, чтобы подписать эти липовые бумажонки.
