Струя белой энергии полыхнула из-за плеча Де Хаана - Дуксай уложил ещё двух эльдар, но тут на позициях эльдар появились «зловещие мстители». Их более быстрая реакция и орлиная меткость не оставили Дуксаю никаких шансов. Вокруг него словно заблестел и замерцал сам воздух: мономолекуляры сюрикенов были слишком тонкими и быстрыми, чтобы их увидеть. Торс Дуксая разлетелся кусками, спина взорвалась фонтанами крови и керамита, глаза на броне подёрнулись поволокой. Он пошатнулся, Де Хаан, обогнув его, с яростью бросился в битву.
Где-то слева от него бухнула граната, доспехи хлестнуло осколками. Несущий Слово ощутил, как пластины брони, влажно обнимавшей тело, дёрнулись и скорчились от боли. Он воздел над головой кроциус, навершие в форме волчьей головы завыло от восторга и боли, и изрыгнуло густую струю красной плазмы. Плазма попала прямо в высокий шлем «мстителя», и тварь успела лишь дёрнуться, прежде чем светящийся алым туман выел до костей её плоть. Отдача болт-пистолета ударила Де Хаану в руку, и ещё двое эльдар опрокинулись назад и задёргались в конвульсиях. Прямо позади них, Трайка огромным прыжком перелетел через поваленную колонну и приземлился среди «жалящих скорпионов» в жёлтых доспехах. Их цепные мечи столкнулись, со скрежетом рассыпая искры. Среди нагромождений обломков Мир руководил остальными. Они вели плотный перекрёстный огонь, благодаря которому уже треть зала была усеяна трупами чужаков.
Де Хаан запел «Мартио Терциус» чистым, сильным голосом и застрелил ближайшего «скорпиона» в спину. Трайка захохотал и рубанул следующего, но это привлекло внимание «скорпиона» в тяжёлых замысловатых доспехах экзарха. Он скользнул вперёд и, затейливым движением крутанув многохвостый кристаллический кистень, нанёс Трайке сокрушительный удар сзади по плечам. Трайка ошеломлённо замер, и второй удар проломил ему шлем с такой силой, что во все стороны брызнули осколки керамита. Де Хааан проревел боевой клич-проклятие, и навершие его кроциуса превратилось в змею, которая принялась шипеть и делать жалящие выпады. Сделав два коротких шага вперёд, он резко нырнул, сделал обманное движение и выбил кистень из рук твари. Отскочив назад, «скорпион» попал в поле зрения Мира, и его, тут же изрешечённого снарядами, поглотила плазма, но к тому времени, когда Де Хаан убил последнего «скорпиона», зал уже снова кишел эльдар. Мир и Нессун были вынуждены отступить, ливень гранат и шелестящей паутины нитей отрезал их от Де Хаана, и тут выстрел «деформирующего» орудия обрушил потолок, впустив всю ярость небес.
И хотя Де Хаан всё ещё сражался, снова и снова стреляя и нанося удары, в глубине его души раздавался стон. Гнетущие, сводящие с ума мысли чужаков касались его разума, словно нити паутины в темноте, верхним краем зрения он улавливал пляшущие тени, когда в воздухе над ним кругами носились реактивные мотоциклы и «виперы». Воздух вокруг Де Хаана кипел от сюрикенов и энергетических разрядов. Он наносил удары направо и налево, но эльдар просто испарялись с его пути. Это было всё равно что ловить руками дым - удары кроциуса лишь высекали фонтаны раскалённых осколков из древних камней. И когда зал вновь опустел и стрельба утихла, ярость Де Хаана взяла верх над выдержкой и он издал долгий, нечеловеческий рёв.
***
Не было слышно ни голосов, ни даже стонов его спутников. Оглядываться не было смысла, Де Хаан и так знал, что в последней атаке полегли все. Мир и Нессун были мертвы, а позади он уже слышал грохот падающих камней – его цитадель начала рушиться. «Молитва Жертвоприношения» и «Мартио Квартос» не шли из онемевших губ, и он кивнул сам себе. С чего бы его ритуалам не разлететься в пыль вместе со всем остальным? Звезда Хаоса, вставленная в его розариус, стала тусклой, мёртвой. Он тупо посмотрел на неё, и в этот момент почувствовал, как что-то дёргает его разум.
Словно электрическое покалывание или далёкий стрёкот сверчков; как ощущение в воздухе перед грозой, или далёкий гул боевых машин. Изменённый варпом мозг Де Хаана гудел отзвуками какой-то силы неподалёку. Он вспомнил, как Нессун упоминал рисунок, который оставляет разум «видящих», когда они собираются вместе.
«Ты увидишь…»
Внезапно сорвавшись с места, он снова побежал. Никаких криков, лишь низкий стон в горле и путаница яростных эмоций, которые он не смог бы назвать, даже если попытался. Кровь тонкой струйкой стекала у него с губ, кроциус гудел и потрескивал. Ворота собора свисали, словно сломанные крылья. Пригнувшись, он проскочил под ними и замер на широких чёрных ступенях своей умирающей крепости.
«…сердце Варанты…»
Кроциус внезапно смолк, и Де Хаан взглянул на него в замешательстве. Навершие приняло форму человеческого лица, рот широко раскрыт, глаза распахнуты. Де Хаан узнал собственное лицо, ещё из тех времен, когда оно не было навсегда запечатано в шлеме.
«ПОВЕРНИСЬ, ДЕ ХААН. ПОВЕРНИСЬ И ПОСМОТРИ НА МЕНЯ.»
Он услышал не ушами, голос словно резонировал из воздуха через кости и мозг. Голос был размеренным, почти угрюмым, но его незатейливая сила едва не бросила Де Хаана на колени. Медленно он поднял голову.
«…и всё будет кончено.»
Огромная фигура, ростом более чем вдвое выше Де Хаана, неподвижно стояла с копьём в руке. Затем она шагнула вперёд, выйдя из окутывавшего её дыма на середину площади. Де Хаан следил, как кровь капала с её рук на землю, пачкая серые камни. Она стояла и разглядывала его, и в раскалённых добела провалах её зловещих глазниц не было ни ожидаемой ярости, ни бешенства, а лишь задумчивое терпение, которое пугало ещё больше.
Он шагнул вперёд. Вся его ярость угасла, словно задутая свеча: осталась лишь мучительная безысходность, вытеснившая из его разума всё остальное. Он подумал, как же давно «видящие» Варанты поняли, что он охотится за ними, как давно они начали взращивать его ненависть, как давно они начали строить для него эту ловушку? И ещё он подумал, а не смеялась ли над ним сейчас в своём «камне души» та «видящая», чьё пророчество он намеревался исполнить?
Он стоял в одиночестве на ступенях, воздух был неподвижен, слышно было лишь шипение исходившего от раскалённой металлической кожи жара и тихий плач оружия в гигантской руке.
Затем строки «Пентадикта» возникли в его памяти, строки, которыми Лоргар завершил своё завещание, когда смерть пришла за ним:
«Гордыня и неприкрытая ненависть, озлобленность и горькое забвение. Так пусть огромное драгоценное ожерелье Вселенной разлетится вдребезги!»
Он снова поднял глаза, мысли его внезапно стали ясными и спокойными. Он поднял кроциус, но приветствие осталось без ответа. Не важно. Он спустился по ступеням, вулканический взгляд не отрывался от него ни на секунду. Он пошёл быстрее, затем неторопливо побежал. Ребром ладони взвёл курок болт-пистолета. Он бежал, глаза непрерывно следили за ним.
