Выйдя в узкий коридор, охотница направилась через весь госпитальный комплекс в дальнюю его часть. Иргана перевели из интенсивной терапии три дня назад, и все это время, по словам Джнахина, он спал под чутким наблюдением персонала и медицинских роботов. Асура приходила сюда раз тридцать, но всегда встречала отказ. Отделение для тяжелых стерегли не хуже какого-нибудь секретного объекта.
В госпитале было суетно и много пациентов. Хибо везли с Изианы десятками – явное свидетельство тяжелых боев у рудника. Несмотря на первые успехи, Транспортная Лига смогла нанести противнику несколько чувствительных ударов. Были и потери. Группа Аддоя Хорна немало отличилась в изнуряющих столкновениях последних дней и до сих пор оставалась на поле боя. На Орбитон привозили тела либо то, что можно похоронить; часто не было вообще ничего, и хибо оставалось лишь произносить имена павших бойцов. По последним данным, треть всей группировки была выведена из строя в результате смерти или ранений. Часть раненых вернется в строй, часть никогда, несмотря на самую лучшую медицинскую помощь и чудеса техники. Джнахин сказал, что потерял всех своих давних друзей; капитан страдал и был мрачен, малоразговорчив. Его чувства вполне разделяли и бойцы, маявшиеся от безвестности и безделья. С той заварушки на Изиане группу никуда не посылали, хотя Джнахин, не переставая, бомбардировал разведку просьбами отправить его людей на фронт. Лайдан Батта отделывался дежурными фразами, суть которых сводилась к одному: как только – так сразу. По его словам, «Секир» и еще несколько групп разведка держит в резерве и, возможно, будет держать до конца кампании. Оспаривать же приказы командования бессмысленно и даже опасно.
Подобные беседы с куратором ничуть не улучшали характера Старика. В моменты, когда Джнахин был особенно не в настроении, бойцы и вовсе избегали его. Никто не решался проверять, что случится, попади они под горячую руку файканна. Асура пыталась понять, о чем думает Фаррел. Бессмысленное занятие. Она ждала разговора по душам, того, где они обсудили бы ситуацию на Изиане с глазу на глаз. Ждала и боялась, что придется объяснять капитану, почему она сделала такой выбор, а не другой. Однако он проявлял к этой теме полнейшее равнодушие либо прикидывался по той простой причине, что и сам не набрался достаточной храбрости, чтобы начать. В конце концов Асура выбросила это из головы. Ее больше интересовал Таг.
Протолкнувшись через толпу в вестибюле, где эмадинцы пытались сортировать раненых по тяжести и характеру ранений, Асура продолжила идти. Поначалу ее шокировало такое количество пострадавших, но она привыкла. Сражаться и умирать – работа, которую хибо делают лучше всего. Она не видела отчаяния на их лицах, не видела страха. В госпитале не было той атмосферы безнадежности, какой Асура ожидала, наоборот. Раненые стремились выздороветь побыстрее и вернуться в бой. Они часами рассказывали друг другу вновь испеченные байки о своих подвигах и хвастались, сколько убили врагов. Даже те, кто страдал от тяжелых ранений, не теряли присутствия духа. Эти люди жили войной, все происходящее и было, по их мнению, тем, ради чего они существуют. Глядя на них, разговаривая с ними, заводя знакомства, Асура впервые осознала себя частью большой семьи, большого племени. Она стала своей, как Джнахин или Аддой Хорн, и теперь была уверена, что рано или поздно преодолеет остатки отчужденности и изменит свой образ мыслей. Ей надо перестать быть девочкой с Лимеи, спасающейся от огня, надо перестать бояться и держать дистанцию. Сей уверенность и доверие, чтобы получить мужество и любовь, говорила Лам Лаа. Она была права. Асура лишь сейчас поняла значение этой фразы.
Возле крошечной палаты, где лежал Таг Ирган, сидела Эки Доджон. Видимо, от нечего делать, инженер разбирала и собирала летающего дрона, одну из своих игрушек. Робот был похож на фарфоровое глазное яблоко. Руки Эки ловко управлялись с мельчайшими детальками.
Асура не ожидала увидеть здесь никого, поэтому немного растерялась, когда пришлось с такой быстротой вынырнуть из собственных мыслей.
– О. – Доджон подняла голову. – Привет. Ты уже… – Она оглядела Асуру сверху донизу.
– Меня выписали. Наконец-то.
– Твое лицо – ты отлично выглядишь. Немного освежить губки – и хоть в журнал.
– Уволь, – улыбнулась Асура.
Охотница уселась рядом на кушетку для ожидающих.
– До сих пор не пускают?
– До сих пор, – ответила Эки.
Асура взглянула на голопанель справа от двери. Любой мог включить ее и полюбоваться видом лежащего на кровати Тага, за которым следила установленная под потолком камера.
Девушки некоторое время молчали, испытывая легкую неловкость. Зачем Асура пришла сюда? Не выглядит ли ее поведение слишком демонстративно? Она подозревала, что Эки догадывается об истинной причине ее интереса к Иргану.
– Я хотела извиниться, знаешь… – заговорила Эки неожиданно.
– За что?
– За то, что не осталась тогда с тобой. И Тагом. Я хотела. Но я испугалась.
Крутая и несгибаемая Эки испугалась.
Асура не могла найти, что ответить.
– Но я хотела, – добавила Доджон.
– Дело прошлое. Забудь. Я даже не думала про это.
– Не думала?
– Да. Мне было привычнее рассчитывать лишь на себя. Даже когда жила на Окизи в Дод Леквире. Лам Лаа, моя наставница, всегда шутила, что я отрезанный ломоть.
– А теперь?
– Теперь не знаю. Похоже, все изменилось.
– Ты одна из нас, ты сделала то, на что никто не осмелился, кроме Иргана.
– Между безумством и подвигом не такая и большая разница, – сказала Асура, припомнив слова Нийоки.
– Если бы капитан не повел себя… в общем, ты понимаешь. Думаю, он совершил ошибку и теперь ему стыдно.
– Неважно, – сказал охотница.
– Ты не хочешь быть с нами? Тогда, в лесу, ты выразилась прямо.
– Была неправа. Впрочем, если капитан захочет избавиться от меня, я не буду возражать. Я кое-чему научилась. Пускай выгонит из «Секир», но… я только на Изиане поняла, что я хибо.
– Молодец. – Эки сжала ее левое предплечье, осторожно, помня о ранении. Асура улыбнулась. Боли она не чувствовала давно, однако мыслями часто обращалась к прошлому, прокручивая раз за разом смутные воспоминания, с этим связанные.
После того как мародеры отправились к праотцам, прошло почти три часа. Асура все спала и спала. Даже когда Джнахин, обшаривший лес у западной границы долины, нашел ее, она не проснулась. Пришла в себя хибо на «Вдовушке».
Это было почти чудо…
– Джнахин тебя не выгонит, – добавила Доджон.
– И все-таки у него что-то на уме.
– Может, Канни Офир?
– Да ну!
– Мне с первой минуты казалось, он к ней неравнодушен. Хотя, кто знает, что творится в его голове? Последние дни Старик сам не свой. Переживает.
