линии горожан. Помяли, опрокинув первые ряды одним лишь напором, быстрым навалом сплошной человеческой стены, почти не применяя оружия, только за счёт выучки, сплочённости и доброго доспеха.
— Фон Флюген! — услыхав звук схватки, кричал Хенрик своему уехавшему вперёд с фонарём младшему товарищу. — Что там?!
— Смяли! — почти сразу отозвался фон Флюген. — Куда этим пузанам против Лаубе. Побежали уже!
Вообще-то Волков не сомневался, что так будет, но у него всё же не было иллюзий насчёт того, что ночное дело уже закончено.
Поняв, что враг повержен, генерал едет вперёд и слышит голос самого Лаубе, тот, надрывая связки, орёт, чтобы перекрыть шум разгрома:
— Легче, ребята, легче, всех пузанов резать не нужно, прихватите пленных, генерал будет вам благодарен!
«Лаубе молодец, всё понимает, всё помнит!». Пленные сейчас Волкову и вправду нужны.
Но сейчас ему допрашивать пленных некогда, нужно двигаться вперед. Он проезжает к Лаубе и спрашивает:
— Как ваша рана, капитан?
— Доставалось мне и похуже, — отвечает Лаубе.
— Вы можете продолжать поход? Не тяжело ли вам будет?
— Я справлюсь… У меня есть с кого брать пример, — отвечал ему офицер.
— Прекрасно. Ну а среди наших людей потери есть?
— Мне ещё не докладывали, — отвечает капитан.
— Тогда нужно двигаться, стоять здесь нельзя. Прикажите вашему ротмистру Кольбитцу — пусть не ждёт, пусть идёт вперёд.
Собрав оставленное врагом оружие — то, что нашлось в темноте, — и дав солдатам обобрать нескольких мёртвых, Лаубе двинул колонну вперёд. А ротмистр Кольбитц верно указал направление и, когда они прошли всего одну улицу, к генералу подбежал вестовой и доложил:
— Мушкеты, господин, там впереди бой.
— Тогда передай Лаубе, пусть идёт вперёд.
Вскоре с домов снова полетели болты, и на этот раз их было намного больше. А вскоре колонну на улице встретил новый отряд горожан, и было в нём людей намного больше, чем в том, что они опрокинули до этого. Волков услышал, как ротмистр Кольбитц кричит им:
— Длань Господня!
И даже расслышал через шлем и подшлемник ответ:
— Катитесь к дьяволу, холуи герцога. Да здравствует Фёренбург!
— Фёренбург и ван дер Пильс! — стали кричать бюргеры из ближайших домов, разбуженные боем.
— Какие дураки, — весело заметил капитан Вилли, — господин генерал, дозвольте начать?
— Сначала узнаем, много ли их там.
— Я уже смотрел: пять дюжин, да ещё стали, дураки, с факелами и лампами, чтобы моим ребятам полегче было целиться.
— Ну что ж… Начинайте, капитан.
На этот раз дело даже не дошло до людей Лаубе, враги больше бранились, чем дрались, и, как и положено крикунам, стали разбегаться после первых мушкетных залпов. А глупые горожане, поняв, что дело сложилось не за них, стали молча закрывать окна и ставни от греха подальше.
А уже через две сотни шагов, пройдя мимо нескольких мёртвых, ротмистр Кольбитц, увидав в темноте тени, прокричал своё:
— Длань Господня!
И услыхал в ответ:
— Эшбахт! Эшбахт и фон Рабенбург!
Это и вправду были люди полковника Брюнхвальда. Волков, узнав про это, облегчённо вздохнул: он пробился к своему другу на выручку. Но тревога его ещё не оставила. Он хотел знать, хотел быть уверен, что с Карлом всё в порядке. А тут и дождь из арбалетных болтов, что летел с крыш домов, закончился. Стало ясно, что горожане отступили.
— Где полковник? — спрашивал генерал у людей, что ушли с Брюнхвальдом и теперь с радостью встречали тех, кто пришёл им на помощь.
— Он был в авангарде! — отвечали ему солдаты.
— С ним всё в порядке? — за генерала спрашивал Максимилиан.
— Мы из арьергарда, но, кажется, с ним всё в порядке.
И уже через несколько минут Волков увидел своего заместителя. Тот подъехал к генералу, и даже в свете лампы было видно, что его конь весь покрыт чёрными потёками. Животное было изранено. И Волков сразу спросил:
— Карл, вы не ранены?
— Бог меня хранил, но двух коней подо мной убили. Это последний из тех, что мы с собой взяли. Телеги с провиантом пришлось бросить.
— Убитые есть?
— Есть пара, но и из раненых ещё парочка до утра не дотянет.
Тут к ним подъехал Дорфус и сообщил:
— Всего раненых тринадцать.
— Много, — произнёс генерал. — Арбалетчики поусердствовали?
— Да, в основном они, в честном деле горожане не так опасны. Да ещё камни с домов кидали.
— Камни? — удивился Дорфус.
— Готовились заранее, — догадался генерал.
— Заранее, — согласился полковник. — Одного не пойму — как они угадали улицу, по которой я пошёл. Впрочем, мы им тоже врезали, побили немало их, и кто-то из мушкетёров ранил их капитана. Его звали Бухвальд. Чёртовы горожане причитать начали после залпа, едва не плакали: «Бухвальда ранили, капитана ранили». Потом мы взяли одного пленного, и он сказал, что всем делом руководил именно этот Бухвальд. Это он устроил нам засаду.
— Ну что ж, и получил по заслугам, — произнёс генерал и тут же спросил: — Но куда вы двигались, Карл? Вы ведь не пошли к цитадели. Вы свернули направо.
— К цитадели не пройти было, улицу завалили хламом и телегами, ощетинились пиками, их там под сотню было. И сзади тоже подошли. А улица та была узка, с крыш сыпались камни, арбалетами донимали крепко, это хорошо, что ещё темно было. Я велел лампы потушить, но всё равно нам доставалась. Клюге, ротмистр, сказал, что знает это место, и вспомнил, что здесь недалеко какой-то монастырь есть. Я телеги бросил, раненых и мёртвых взял и ушёл с той улицы через узенький переулок. Через дворы как-то выбрался.
— Вы молодец, полковник, — произнёс Волков. — Вы сделали всё правильно.
Брюнхвальд, кажется, усмехнулся; ночью при свете одной лампы его усмешку рассмотреть было нельзя, но барон прекрасно знал своего товарища. А потом полковник и говорит:
— Один из сержантов мне сказал, что молит Бога только об одном: о том, чтобы гонец наш до вас добрался. Говорит: только бы добежал, а уж как генерал прознает про наше дело, так придёт и эту шваль городскую пораскидает. Так что мы не сильно волновались.
Дело уже было закончено, раненых из отряда Брюнхвальда погрузили на телеги, можно было уходить. А может, даже и нужно. Ведь весь этот бой, всю эту ночь Волков держался
