– Свобода, – сказал ему Кирилл Денисович. – Воля. Завтра.
Мартыш не понимал, что такое завтра.
– Один день. Ожидание.
– Ожидание, – повторил Мефодий непростое слово. – День.
– А почему сегодня не выпустить? – поинтересовался Сергей, рассматривая позицию на доске и прикидывая, как бы залезть в вечный шах.
– Потому что это Сурган. Убьют беднягу. Мефодий из Клондала, в тамошних горах есть где спрятаться от людей. Завтра вернется Борис, доставит его на место.
– Здесь-то он зачем? – спросил Сергей.
– Лечился от паразитов. И очень кстати здесь оказался. Знаешь, не всякий человек даст мартышу еду, а не пинка. Не у всякого он и возьмет. И уж подавно не перед каждым выложит из камешков «узор благодарности». Я-то, положим, вас обоих знаю, для меня это проформа, но порядок есть порядок, начальство требует.
– Так это был тест?
– Обязательный тест для кандидатов в пограничники. Мартыши тонко чувствуют людей.
Вечного шаха не получилось – Сергей продул очередную партию.
Потом стало ясно, что ждать бессмысленно. Кирилл Денисович сказал, что пора собираться. В задней комнате дома он открыл Проход, выпустил пленников и вышел сам.
Было ощущение, что попали из Центрума в Центрум. Волнистые сыпучие пески расстилались до горизонта, и солнце припекало без всякой жалости. А ветер, как ни странно, был холодным и сырым – наверное, дул с близкого океана.
– Пустыня Намиб, – пояснил Кирилл Денисович. – О визе не беспокойтесь, но под ноги смотрите. Змеи могут быть.
Отошел, пользуясь одному ему известными приметами, шагов на сто и вновь открыл Проход.
– А это Лорея. Красивая страна, правда? Вроде горного Крыма…
По красивой стране пришлось топать чуть ли не час, а потом еще ждать, пока Кирилл Денисович откроет обещанный Проход, ведущий в Москву. У него долго не получалось, но в итоге он все же одержал верх, хотя и взмок от натуги. Проход оказался мал – только на четвереньках пролезть, – зато вывел в Капотню. Паршивое место, но все-таки Москва…
До места без проблем добрались городским транспортом.
– Об этой квартире Аркадий и Родион не знают, – сообщил Кирилл Денисович, проворачивая ключ в замке. – Располагайтесь. Будут новости – дам знать.
И ушел, даже не попросив Еву успокоиться и не делать глупостей. Видел прекрасно, что незачем просить.
В квартире, наверное, целый год никто не жил. В углах пауки наплели паутины, но и они сдохли от бескормицы. Тончайшая пыль покрывала мебель. В кухонном шкафу нашлись консервы и окаменевшие сухари. Не страшно: добежать до магазина – три минуты. Свежих продуктов купить… И сигарет для Евы.
Старенький телевизор оказался работоспособным. Шла программа новостей. Где-то разгоняли митинг. Где-то сносили памятник архитектуры. Где-то падал спутник, не вышедший на орбиту. Где-то всем городом ловили маньяка.
Ничего не изменилось. Хотелось ущипнуть себя, чтобы понять: то, что было – оно взаправду было или только привиделось во сне?
Но достаточно было взглянуть на Еву, чтобы пропали сомнения.
Иномирянка обследовала квартиру – неохотно с виду, без того энтузиазма, с которым предалась бы этому занятию любая другая женщина, но все же входила в роль хозяйки.
– Пыль не хочешь стереть? – спросила она, и Сергей понял: Ева понемногу оживает. Кивнув, он выключил телевизор, пошел искать тряпку. Чувствовал: войдя в раж, иномирянка заставит его и пол вымыть.
И пусть. Еву было жаль. Несколько эгоистичная жалость – все равно ведь жалость.
– Он ушел в Гомеостат от жизни такой, от жизни, которая ему надоела, – ровным голосом произнесла Ева. Она все продолжала думать о Максе. – А я, дура, и не поняла, что в понятие «жизнь» он включал также и меня. Нет, я точно дура…
– Что же теперь будет? – спросил Сергей, выжимая мокрую тряпку.
– У нас с Максом? А ничего. Ничего у нас с ним уже не будет… Кончилась песня.
– А… что будет с Максом?
– Послушай, откуда я знаю? Он теперь другой человек, и желания у него другие. Пусть теперь Алена с ним разбирается… если еще жива.
– Ты думаешь…
– Не думаю. Тут бесполезно думать. Знаю только, что опасно прыгать на человека, которого достали. А Макса сильно достали!.. Черт, где же он?..
– Что ты ищешь? – спросил Сергей.
– Шампунь. Помыться хочу. А, вот он где!
После Евы принял душ и Сергей. Тер себя жесткой мочалкой, скоблил тело ногтями, менял горячую воду на ледяную и обратно. Пытался понять: рад он всему случившемуся или не рад?
А выйдя из душевой, был огорошен прямым вопросом:
– Я все еще нравлюсь тебе?
Не было смысла врать, да и сил не нашлось бы. Он видел: Ева рада.
– Я обманула тебя, а ты все равно пошел со мной за Максом. О чем ты думал?
– Убеждал себя в том, что ревновать не нужно.
– А ревновать действительно не нужно, – сказала Ева. – Теперь – не нужно. Ты пойдешь в пограничники?
– Наверное, – сказал Сергей. – Куда же мне еще идти? Со способностями проводника, да опять в офис? Лучше включить этот… как его… реверс. Правильно по-паровозному?
– По-паровозному-то правильно…
– А ты?
– Пойду. Если ты пойдешь служить в погранохрану, то пойду и я. Ты еще не знаешь, что я могу для тебя сделать.
– А что? – насторожился Сергей.
– Нос выправлю.
От неожиданности он рассмеялся. Глядя на него, начала хохотать и Ева. Они смеялись и толкали друг друга. А четверть часа спустя, уже в постели, Сергей с удивлением обнаружил, что он не так уж вымотан морально и физически, как ему представлялось.
Что уж говорить о женщине, которая не просто отдается, а отдается, оживая?
В самом сердце оннельских лесов тарахтел мотор. Снятый после долгих трудов с затонувшего самолета газогенераторный двигатель, вычищенный и смазанный, крутил небольшую динамо-машину, только вчера доставленную и установленную. Пришлось заплатить втридорога, как всегда бывает, когда имеешь дело с посредниками, но половину суммы обещал возместить «железный Мартин» из секретных сумм Особого отдела Главного штаба Корпуса пограничной стражи. Жаль, что только половину… Зато питание радиостанции, скрытой в «блокгаузе», не зависело теперь от нерегулярной доставки громоздких батарей, благо в лесу предостаточно дров, чтобы пихать их в газогенераторную бочку.
Мотор и магнето разместили в землянке, чтобы тарахтенье не мешало Старцу-дедуле вершить суд. Сегодня дело было пустяковое, о краже коровы, вор был изобличен, и настоящий Старец-юноша знал: дедуля справится и без него. И уж конечно, приговор не будет чересчур суровым. Отрежут вору руку, и будет с него. Вполне достаточно казнить смертью тех, с кем уж никак нельзя поступить иначе.
