Ознакомительная версия.
Короче, кадрированный дивизион С-200 распилили на части, однако не утилизировали до конечной стадии. И конечно корсары звездных трасс, тайно поглядывающие за Солнечной системой из газо-пылевых туманностей, могли теперь здоровски распевать «Пятнадцать человек на сундук мертвеца», дожидаясь покуда голубеющая планета окончательно превратиться в сельскохозяйственную пастораль, однако командиру дивизиона Корташову это принесло чудовищную головную боль. Тепереча, весь этот отертый от смазки и разложенный на составляющие алюминиево-чугунный хлам, почему-то не вывезенный с боевых порядков группы дивизионов, требовалось каким-то образом охранять. Но ведь, по случаю окончательной разукомплектации и ликвидации дивизиона, караул для его охраны более не полагался. Естественно и как всегда дело решилось присущим еще Советской армии «хап-способом». Был введен специальный патрульный из состава бодрствующих дневальных, вооруженный, как и заведено, опломбированным штык-ножом. Согласитесь, такой рядовой имеет все-таки несколько меньший морально-материальный вес, чем укомплектованный АКМ-ом. Особенно во времена плановой деиндустриализации, когда по округе, в поисках предметов легко и просто обмениваемым на плоских писателей и гетьманов, бродит почти все мужское население Киевской области.
И понятно, почему у комдива Корташова случались ныне частые височно-затылочные боли. Ведь он по-прежнему значился материально ответственным лицом. Его роспись стояла в рукотворной книге, где фиксировались все эти груды металла. Причем, там очень часто попадались всяческие спецсплавы, абсолютно неизвестной стоимости, весьма возможно, приравниваемой к драгметаллам.
Четвертая власть:
«…то, что что-то случилось, понятно хотя бы потому, что никаких журналистов не подпускают не только на аэродром, но близко. Например, наш членкор был остановлен военными еще за десять километров. По рассказам местных жителей, днем на территории базы, и даже, вроде бы, за территорией происходили взрывы. Что-то там падало, рушилось. Дымные очаги наблюдаются до сих пор…»
Подниматься на девятый этаж пришлось по лестнице, да еще и в темноте. Однако Дмитрий Беда, даже исходя из фамилии, а следовательно генеалогически, относился к породе людей всегда подготовленных к любым неожиданностям бытия. Нет, он не являлся ранним продуктом будущей революции биотехнологий – не обладал зрением женщины-кошки, просто, ведая о том, как хрупок технологический мир, всегда носил с собой маленький фонарик. Звонок, естественно, тоже не работал. Зато временное, или может быть с этого раза уже навсегда, отключение электроэнергии патронировало шпионским навыкам. Умершие телевизоры, пылесосы, стиральные машины и шуруповёрты поощряли барабанные перепонки к работе с полной отдачей. Беда осветил номер квартиры, а затем прислонил ухо к зашарпанной дверной обивке: тот, к кому он пришел не страдал комплексом неполноценности по поводу модности или немодности антуража. За дверью была абсолютная, в пределах диапазона чувствительности ушных раковин, тишина. Подъем по лестнице, а главное, долгое путешествие через город, могли оказаться бестолковой тратой времени. Беда постучал по косяку. Постучался он не просто ритмично, а неким подобием барабанного марша. Одновременно он подумал, что, еще в далеком мирном житии прошло-недельного быта, требовалось выработать особую структуру подобных сигналов. Стране явно не хватало у власти большевиков-ленинцев, которые еще за десять лет до очередной Мировой разработали в приграничной полосе сеть явок, складов и вообще продуманную иерархию партизанского сопротивления.
Однако из-за двери отозвались и без указанных сложностей.
– Кто? – голос был удаленный; тот, кто спрашивал, был тоже не лыком шит – он явно интересовался невидимым в глазок миром из-за вертикального бруствера ванны, или еще из какого-то непростреливаемого местечка.
– Я! Тигран! Я – Дмитрий, – отозвался Беда и тоже отодвинулся в сторону. Мало ли, вдруг голос в темноте воспринимается по-другому, и мало ли что и как изменилось в коммуникативном общении жителей города за время его отсутствия – вдруг теперь принято палить в докучливых незнакомцев прямо через обитую кожзаменителем деревяшку.
– Ты один? – поинтересовался хозяин чуть теплее и с совсем близкого расстояния. Надо же, Беда не уловил никакого шорканья тапочек – хозяин перемещался по своей собственной квартире как японский ниндзя.
– Открывай уж, – попросил Беда, и когда дверь распахнулась, добавил. – Сделал тут бюро пропусков. Весь подъезд замер в предчувствие развлекухи. Сам-то один?
– Один-один, не писяй, «заходь».
В свете фонарика двое мужчин пожали друг-другу руки.
– Ты вовремя, – сказал Тигран, – я уж думал сегодня к вечеру слинять.
– Куда?
– Не главный вопрос. Главное, что насовсем.
– А вот как, – кивнул Дмитрий Беда, как будто такой ответ хоть чего-нибудь объяснил.
Четвертая власть:
«…по сообщения военных, имел место инцидент с неопознанными, боевыми самолетами. С обеих сторон применялось бортовое оружие. Точные потери не оглашены, но они наличествуют. Будем надеяться, что если хотя бы один из нарушителей воздушного пространства России сбит, то, проведя экспертизу обломков, все-таки удастся узнать, кто это был…»
Кстати, покуда дело – самое материальное, не хухлы-мухлы, ибо в прокуратуре, пусть и военной, затеянное – не добралось до ворот, точнее, истории с воротами, подполковник Корташов серьезно недосыпал по поводу настоящих драгметаллов. Видите ли, в радиотехнике, и серебро, да и не только оное, применяется достаточно плотно. Конечно, не в килограммовых количествах, но все же. Кроме того, в размонтированном на составные части радиолокаторе К-1 оно вовсю использовано для покрытия волноводов. Извлечь его, понятное дело, проблематично, ибо волновод, как назло, имеет напыление изнутри, а не снаружи, вероятно в связи с тем, что в армии внешность обладает первостепенным значением и должна быть маскировочно-зеленой, а никоим образом не ослепляюще-разящей глаз. Естественно, может в грядущих временах повального использования в делах милитаризма Луны, подкрашивать локаторы предстоит чистым золотом, ибо глядя на естественный спутник снизу, с дальноты трехсот восьмидесяти четырех тысяч км, представляется что иная окраска там попросту не потянет, разве что боевая роботехника будет до срока хорониться присыпанной пылью в обширности лунных морей. Однако у комдива Корташова хватало забот и помимо переживаний за позолоту военнообязанных селенитов призыва середины двадцать первого века. За чашкой спирта, всяческие добрые люди с погонами не раз и не два рассказывали ему о том, что существует достаточно много способов извлечь серебро из волноводов даже не выворачивая наизнанку. Конечно, эти рационализаторские предложения предусматривали наличие поблизости химического завода областного значения, а так же налаженный контакт с его руководством или уж, в крайнем случае, с начальниками цехов. Не смотря на пронесшийся как-то по стране ураган под именем Перестройка (что, между прочим, соответствует наработанной американской практике, ибо и там эти стихийные бедствия носят ласковые, девичьи имена), бутылка не потеряла своего значения в качестве внутренней валюты, а уж бутылка спирта тем более. Так что вообще-то наладить контакт с кем угодно армия могла по-прежнему, и второй пункт меню подполковник Владимир Иванович Корташов выполнил бы запросто. Однако как назло, химических заводов-гигантов поблизости не водилось, те же, что по слухам и старым, запрещенным ныне, учебникам экономической географии, располагались где-то на востоке страны, в царстве повального мафиозного криминала Донецкой и Луганской области, тоже вроде бы, судя по оппозиционным газетам, давным-давно превратились в своеобразные кадрированные дивизионы, или же уже в следующую стадию. Так что им самим требовалось теперь думать, куда девать собственные египетские пирамиды стали и чугуна. Тем не менее, комдив Корташов не без тайного удовольствия поднимал чашечку спирта за упокой химической промышленности. Этот фактор способствовал сохранности повешенного на его шею посеребренного железа, а может даже и дивизионного дневального, вместе с опечатанным ножиком хранящего это самое наследие империи.
Ознакомительная версия.
