Ознакомительная версия.
– Что с тобой, Кир? Ты же всегда говорил, что это бред…
– А я и сейчас так считаю.
– Ну и…
– Почему такие вот ребята, молодые, чистые, как Тимка, как этот…
– А мы с тобой, значит, старые и грязные?
– …почему они так настырно лезут туда, куда не надо? – закончил мысль Смолянинов. – Хоть им кол на голове теши.
– Во-первых, они еще не профессионалы. Во-вторых, они работать не хотят. В-третьих, им очень хочется нахрапом пролезть в знаменитости. Мне продолжать? – спросил Зайцев неожиданно жестко.
– А ты злой, оказывается, Заяц, – искренне удивился Смолянинов.
– Ты видел хоть раз, чтобы Костенко дежурил по отделу? Или в типографию бегал, или «свежей головой» был? Ни разу. И Витька – это Костенко номер два. Он скорее в психушку готов, чем за станок.
– Заяц, ты очень злой! – сообщил ему Смолянинов. – И ты циник!
– Такие из принципа ставят перед собой задачи, на которые нет ответа! – гнул свое Зайцев, потихоньку разъяряясь.
– Фу! А еще Зайцев! Волчара ты позорный!
Зайцев сник.
– Я хочу понять, отчего мы с тобой не беремся за такие дела, – объяснил Смолянинов. – А если беремся, то не доводим до конца. У тебя сколько публикаций было по «Программе «Зомби»?
– Ну, восемь… или девять.
– Кстати, у Костенко ни одной.
– Нет, была одна. Первая. Там стояли две подписи – моя и его.
– Вот именно. У него, который все придумал, одна. А у тебя двадцать. И он в больнице, а ты здесь. Почему? Сказать?
– Ну скажи. Тоже мне…
– Потому что его интересовал результат. А тебя – публикации. Ты как только уперся в стенку и понял, что писать больше не о чем, сплавил тему на сторону. Ларину вот этому. А Тимке нужен был результат, он боролся за идею, понял?
– Ну и что? – резонно спросил Зайцев.
– Да ничего! Просто ты профессионал, а он нет. Вот и все.
– Так я это сам говорил.
– А я с тобой и не спорю.
– А о чем мы тогда?..
– Я разобраться хочу, – жестко произнес Смолянинов.
– Ладно. – Зайцев невоспитанно сплюнул под ноги и прикурил новую сигарету от окурка. – Понял я тебя, Кир. Понял. Значит, так. Рассказываю один раз. Я сплавил эту тему Ларину потому, что почувствовал, что мне страшно. Все, я это сказал. Вслух. Ну что, съел?
Смолянинов молчал.
– И потом, там действительно был тупик, – объяснил Зайцев. – Я на самом деле уперся в стену. Дальше информация кончалась. Меня футболили из инстанции в инстанцию, никто не хотел со мной говорить. Ну, я и…
– Нашел того, кому было не страшно, – кивнул своим мыслям Смолянинов.
– Пожалуйста, – развел руками Зайцев. – Пожалуйста.
– Олежка, тебя ведь никто ни в чем не обвиняет, – улыбнулся Смолянинов. – Извини, я просто что-то задумался обо всем этом… Мне казалось, что у тебя есть ответ. А ты и сам ничего понять не можешь.
– Страшно было. И Костенко тоже боялся. Он сам мне говорил. Да все боялись, Кир! Все! Даже Гульнов боялся, который вообще был в стороне. Знаешь, как он озверел, когда нас цензура прикрыла?! А ведь он неспроста тогда рогом уперся. Он тоже понял, какая это страшная тема и как больно за нее можно получить. А Тимофей, между нами говоря, повел себя, как сука высокомерная! Глядел на нас свысока и хихикал – мол, побойтесь с мое, мужики… Он-то думал, я этого не вижу…
Смолянинов встрепенулся и хитро глянул на хмурого Зайцева.
– А пошли-ка мы с тобой кофейку долбанем! – процитировал он шутку с факультетского капустника.
– По чашечке! – подхватил Зайцев.
– Кружечек по восемь! – завершил диалог Смолянинов.
– Пошли, – кивнул Зайцев и снова погрустнел. – Тимку помянем.
– Помянем, – согласился Смолянинов. – Хреново без него. И не так уж чтобы очень близко я его знал, а вот… хреново.
Они вышли на проспект Маркса (или теперь Моховую?) и молча двинулись к метро, наклонившись вперед, навстречу внезапно подувшему ветру.
– «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот, особенно ночью, когда силы зла безраздельно властвуют над миром», – вдруг процитировал Смолянинов. – Я сказал это Костенко почти два года назад. Как раз после самой первой вашей публикации. Сейчас вот вспомнилось…
– Я тебе соврал насчет психушки, – пробормотал Зайцев. – И тебе, и Витьке, всем соврал.
Смолянинов остановился так резко, что Зайцев по инерции проскочил вперед. И останавливаться не стал. Смолянинов догнал его и крепко взял за воротник.
– Пошли, пошли, – сказал Зайцев, неприязненно морщась. – Пива очень хочется.
– Так что же с ним на самом деле?! – грозно вопросил Смолянинов, мелко тряся Зайцева за воротник.
– Удрал он! – рявкнул Зайцев, вырываясь. – Сбежал! Сбежал!!! Бросил все и рванул! И в психушке не он, а его мать! А отец застрелился, понял?! С собой покончил! Ясно тебе?!
– Откуда ты… – пробормотал Смолянинов, выпуская зайцевский воротник и снова останавливаясь. Зайцев тоже встал. Прохожие на него оглядывались.
– К Гульнову кагэбэшник приходил, – сказал Зайцев устало. – И ко мне тоже. Все напугать пытался – государственная тайна, измена Родине…
– А Костенко где? – пробормотал обалдело Смолянинов.
Зайцев скорчил в ответ гримасу.
– Первый раз Тим меня предал, когда разыграл спектакль, будто уходит из расследования, – сказал он горько. – И не только меня, всех нас. Второй раз предал, когда симулировал манию преследования. Он ведь на самом деле ложился на обследование в какой-то институт. И мне это действительно его отец по телефону сказал, я просто зажал информацию. А в третий раз он нас предал, когда пропал без вести.
– Да почему же предал? – удивился Смолянинов. – Наоборот, он все взял на себя, он хотел один…
– А это что, не предательство?! – воскликнул Зайцев. – Он что-то узнал, понимаешь? Узнал что-то такое, что испугался и сбежал! Почему он к нам не пришел, а? Думаешь, мы бы не раскрутили это дело?! Да мы бы всю страну на уши поставили! Но он хотел все один, только один! Я от страха ночами не спал, квасить начал, мне среди бела дня чертовщина мерещилась, а получается, целый год потратил на какую-то х…ню! И теперь мы здесь, и все в говне, а он неизвестно где, и его ГБ ищет! Это что, не предательство?! – орал Зайцев, надсаживаясь.
Смолянинов стоял перед ним и глядел себе под ноги.
– Что ж мы, не люди? – спросил его Зайцев уже тихо. – Не друзья ему? Получается так. Получается, он нам не верил. Чем мы это заслужили? Тем, что помогали ему всем, чем могли? Что, мы меньше его рисковали? Мы ведь тоже с Гульновым запросто идем по статье об измене Родине… Мне этот кагэбэшник очень здорово все объяснил. Ну, плевал я на статью, ни х…я они мне не сделают. Но я по-прежнему ни х…я не знаю и ни х…я не понимаю! А Костенко, сука, что-то знает! А мы – нет! Это что, по-человечески?
Ознакомительная версия.
