По центру разбитой крепости когда-то располагалась площадь. Артуру показалось, что под уровнем раскрошившейся площади угадывается масса мумифицированных тел. Кони, верблюды или быки и, несомненно, люди. Даже вооружение сохранилось в исправности. Он воспринимал бронзовые копья и щиты как острые кусочки стекла. Итак, многих засыпало в одночасье.
Не потому ли никто не мог отыскать рудники легендарного правителя?
Под слоем разрушений Коваль разглядел сносно сохранившиеся лестничные пролеты и вертикально стоящие колеса в три человеческих роста. Наверное, благодаря им и системе блоков когда-то поднимали наверх руду. Еще ниже угадывались контуры горизонтальных залов со скошенными стенами. От трех верхних залов начинались основные вертикальные стволы. Вдоль стен шахт сохранились строительные леса. Отсюда, сверху, они казались конструкциями из тоненьких сухих спичек, соединенных веревками. Десятки лесенок манили взгляд, убегая все глубже и глубже во мрак.
Немного в стороне, проследив за одной из наклонных шахт, Артур обнаружил такие же громадные колеса и собственно вагонетки, до отвала наполненные…
Ему показалось, что проклятый песок залетел в глаза. Подбежавший ординарец подставил кувшин с водой, но дело оказалось не в песке. Артур оглянулся на эскорт и изумленные физиономии арабов. Его явно считали свихнувшимся.
Золото.
Вагонетки, полные золотых самородков. Отсюда они казались слюдяными желтоватыми блестками. Он насчитал в наклонной шахте четырнадцать длинных телег с высокими бортами. В каждой – не меньше тонны. А может, намного больше? И неизвестно, сколько еще на глубине.
Вот оно, несметное сокровище мудрейшего из царей.
– Господин президент, скачут! Скачут!
– Ваше высокопревосходительство, прикажите вас забрать? Сметут ведь!..
– Ой, гляньте! Что это впереди там?..
На горизонте вспухало громадное песчаное облако. Широким клином двигались всадники. Серебро блестело на сбруях. Огнем горели глаза. Тысячи клинков сияли на солнце.
Несметная сила.
Впереди лавины дикарей на белом жеребце ехал молодой широкоплечий парень в белых развевающихся одеждах. Его лицо было закутано в платок, но глаза Коваль сразу узнал. Хотя и глаза сильно изменились. Это были уже не пустые, водянистые, смертельно уставшие глаза вечного странника.
Бродяга издалека подал сигнал. По флангам его армии загрохотали барабаны, лавина замедлила ход и, наконец, совсем остановилась. Всадник в белом спешился.
Коваль вышел ему навстречу.
Арабы забормотали молитвы.
– Сколько тебе лет? – улыбнулся Артур.
– Думаю, тридцать восемь. Или сорок. Мало осталось, – Бродяга развязал платок. – Зубы болят, вишь как. Мудрости-то коренные по второму разу режутся.
Мужчины коротко обнялись.
– И что будет потом? – Артур следил за Фениксом.
У него возникло странное ощущение. Только что это была птица и вдруг – уже чудесная девушка в золотой одежде, с сияющими волосами почти до колен. Девушка невесомой походкой поднялась на ближайший холм и там села, отвернувшись к востоку. Она не оставила следов на песочных волнах.
– Потом меня не станет. Но я успею.
Он произнес это буднично, словно речь шла о походе в магазин.
– Феникс поет почти постоянно. Он пожирает мой стих.
– Смотри, – Артур указал назад, на вездеходы, где в напряженных позах сидели эмир и его ближайшие советники. – Бродяга, они не видят Феникса! Ты можешь себе это представить?
– Могу, – кивнул мортус. – У меня тоже много таких. Я давно понял. Феникса не видят те, кто запер себя. Запереть себя можно в малом и в большом. И еще… Артур, я должен сказать тебе кое-что, пока есть время. Потом я не успею. Эта птица – не он, а она. Я много времени провожу с ней. Легенды врут. Считается, что она умирает и снова возрождается из пепла. Но это не совсем так. Оживить ее может тот, кто может накормить. Она кушает то же, что и я. Можно назвать это душами человечьими, но это тоже будет не совсем верно. Совсем верно никогда не скажешь, нет таких слов. Зато погибала она всегда очень ясно и понятно, чтобы всем стало хорошо. Чем больше людей найдут счастье, тем лучше для нее… Спроси у своего зеркальца, может, птичку тоже джинны твои изобрели? И сейчас она погибнет, скоро уже. Как только стих мой перемелет. Но мы успеем. Здесь будем копать. Ты ведь тоже видишь, да?
– Это очень глубоко, – вздохнул Коваль.
– Что поделать, – в звонком теноре Вершителя на мгновение проснулись прежние стариковские нотки. – Одно вот худо. Пришлось четыре дивизии там, за речкой оставить, с обозами… Ну, ничего. Зато мы там вчетверо больше повязали, – он весело рассмеялся. – Тыщ восемьдесят мы там окружили. Хорошо дрались, гады, но против моих орлов разве ж попрешь?
– Не попрешь, – согласился Коваль.
Бесчисленные стяги и вымпелы горцев повисли в знойном безветрии. Передние ряды замерли неподвижно, но сзади всё накатывала и накатывала лихая темная волна, оседала по краям людского острия, захватывала живым полумесяцем горизонт.
– Мы окружили их, пушки да сабли отняли. Теперь под стражей сидят, – хихикнул мортус. – Пешочком, потихоньку к морю отправим…
– Так вот где та северная армия, которую эмир так и не дождался, – засмеялся Артур. – Надо пойти обрадовать его, что все живы.
– Жратвы у нас маловато, – напомнил Бродяга. – И скотинка голодная. А нам тут недели три копать. Может, и дольше. Пока еще бревна подвезут…
– Питание мы организуем, – пообещал Артур. – Ты другое мне скажи – что потом? Ты сам-то думал, что произойдет, если каждого нагрузить золотом? Что с торговлей станет? Как монету чеканить, если у каждого по три пуда таких монет под половиком спрятано будет?
– А это уж мне безразлично. Ты затеял бучу – тебе и разгребать. Только вот что скажу… Как только Феникса не станет, передерутся все. И никаких равных долей в помине не получат. Так что смотри, заранее думай, как новую войну потом гасить. Или пускай промеж себя грызутся, а? – хитро глянул Бродяга. – Тебе-то важно, чтоб на Россию не перли. Они тут на двести лет теперь застрянут, до чужого добра жадные…
Коваль вернулся к вездеходу.
– Что ты им сказал, русский эмир? – не выдержал повелитель Аравии.
– Я им сказал, что ты не против раскопок. Через неделю они достанут первое золото. Тонн пять, для начала. На эти деньги можно пригнать рабов из Сирии и Ирана. Можно построить богатые дома на побережье…
– И потом… они уйдут?
– Не думаю. Тут можно лет двести копаться. Скорее всего, они еще и родственников пригласят. Ты знаешь, никто не любит богатых соседей. Таких, как вы.
– Вы тоже… не уйдете? Даже если я заплачу твоим воинам, каждому из них, годовое жалованье?
