Что в имени тебе моем - Наталья Сергеевна Ведищева

… Сначала не было ничего, кроме Тьмы Кромешной, а всё остальное обреталось в Сумрачном Небытии. И никто не знал, сколько длилась Тьма, потому что не было Времени.

Потом появилось Время – в виде огненных всполохов, разрезающих Тьму. И никто не знал, сколько длились огненные всполохи, потому что знать было некому.

Потом зазвучал Голос – без пола и возраста. Голос звал Его по имени.

Он пробудился, явился на Голос в этот мир из Сумрачного Небытия. И оказалось, что в этом мире уже есть Мрак и есть Свет, и есть Твердь Земная, и Небеса, и Воды и много чего еще.

И много кого еще.

И первый вопрос Его после Пробуждения был: сколько подобных Ему в этом мире?

Но ответа не было. Тот, кто призвал Его, видимо, покинул сущее здесь: Мрак и Свет, Твердь Земную и Небеса, и Воды и много чего еще, и много кого еще…

Почему?

Вероятно, у Призвавшего возникли более важные дела. По крайней мере, Он так надеялся.

Кто Он?

Бессменный Страж, Контролёр, Слуга и Господин – много имён, но какой смысл в названии, если звать – некому?

Где Он?

Сколько себя помнил – Его часть этого мира всегда была полна снега и льда. Границы владений менялись: постоянно-сезонно, как приливы и отливы, на небольшие расстояния, и глобально – раз в несколько тысяч лет приходилось сниматься с насиженного места и менять локацию вслед за смещением геомагнитных полюсов.

Задача Его была проста: Холод должен оставаться Холодом и соблюдать Пределы.

На самой границе своих владений он порой ощущал слабые следы присутствия Другого. Где-то там, в районе полюса тепла находился свой Страж, Контролёр, Слуга и Господин…Но из-за дальности расстояния и слабой связи (а отчасти – из-за полной противоположности сущностей) разговор между ними был невозможен.

Впрочем, так и задумывалось Создателем. Ни к чему пространные диалоги и философские беседы между левой пяткой и правым глазом, еще придумают что негожее, совместно…

Однако, никаких попыток к проникновению на Его территории Страж Тепла не делал, а, следовательно, не только разговор, но и вообще любой контакт с ним исключался.

А потому Он мог слушать только безумные, путанные истории, носимые метелями и вьюгами по всем его владениям, да еще звериные, протяжные песни, что морозными ночами плыли к полной луне и наводили его на странные мысли.

Какое-то время Он считал свои столетия, а потом утратил интерес к счету и не знал, сколько длилось Прошедшее.

И когда в его владениях появились первые люди, он был так поражен, что допустил мысль… нет, конечно же, ему просто показалось, но тем не менее… он подумал: жизнь все-таки может измениться; даже после невообразимо долгого срока одиночества надежда может внезапно стать реальностью.

…Первые попытки контакта были неудачными. Люди обладали хрупкими телами и неустойчивой психикой. Портились легко и необратимо. Невозможно было добиться даже попытки понимания, даже с самыми мудрыми из них. Правда, возможно, он использовал неправильные критерии определения мудрости…

Изменить людей Он был не в силах.

И тогда Он изменился сам.

До конца своего существования он будет помнить слабую улыбку, затеплившуюся на худеньком, замурзанном личике той заблудившейся малышки, первой из многих…

Он обнаружил её – зарёванную, в несуразно большой, утепляющей одёжке, свернувшуюся темным лохматым кульком под старой елью в самой глухой чаще зимнего леса, погруженного в сумрак.

Девчушка уже почти совсем потеряла голос и силы на бесполезные рыдания и крики, и при виде его только в ужасе захрипела. Он не стал подходить слишком близко, просто поманил её за собой.

Не сразу, но она пошла за ним – сначала медленно, боязливо прячась за встречными деревьями, потом догнала (откуда взялось, внезапно, столько силы и смелости в этом махоньком существе!) и, все время бросая на Него искоса стремительные взгляды, так и доковыляла, часто проваливаясь в снег, рядом (он нарочно замедлял свой шаг), до самой окраины леса – туда, где до человеческой дороги было рукой подать.

Там Он легонько подтолкнул малышку в сторону дальних, светившихся теплом окошек, а потом долго смотрел вслед. Она обернулась только один раз – уже на порядочном расстоянии от него, но с его Зрением разглядеть даже слабый свет от ее улыбки было совсем нетрудно.

Тогда Он уже знал: люди моментально замерзают от его прикосновений. Потому, не взирая на то, что сильный мороз был его естественной, комфортной средой обитания – непременными атрибутами «на выход» стали для него толстые рукавицы, высокие сапоги и длиннополый, теплоизолирующий кафтан. Всё яркого, контрастного к окружающей белизне, предупреждающего об опасности, цвета.

Посохом же Он пользовался всё равно, хотя теперь – только в самых исключительных случаях . Чрезмерно агрессивные особи встречаются в любой популяции – хоть человеческой, хоть звериной.

Шаг за шагом, год за годом…

Люди все чаще говорили о Нём добрые слова. И через пару сотен (или больше?) лет почти забылись первые опыты общения, столь неудачные из-за его же неосмотрительности.

Да и не так уж часто Он встречался с людьми лично.

Несмотря на то, что Время, все так же стремительно вытекая из мировой Бездны, и в нее же и возвращаясь, огибало персонально лишь Его, люди не торопились меняться сами. Были все так же слабы телом и разумом. Надежда встретить того, с кем можно было бы говорить почти на равных, истаяла много лет назад.

А меж людей копились и множились, передавались от стариков – детям, истории, что так легко превращаются в сказку – красивую или страшную, но главное – впечатляющую. Например, про то, как Он спас замерзающую в зимнем лесу юную красавицу-падчерицу, отправил ее домой с сундуком драгоценностей, да еще и в волшебных санях …

Случайно услышал Он одну такую сказку – ехали через промороженный лес двое, звук их голосов далеко разносился в тишине. И задумался…

… И еще через сотню лет (или немного меньше?) в человеческих сказках прочно прописались Его дары, что появлялись волшебно в человеческих жилищах в самый разгул жестоких морозов, помогали пережить тяжелую зиму, дотянуть до весны.

Но по-прежнему лишь очень немногие могли сказать, что видели Его своими глазами.

Вместе с тем, он стал с беспокойством замечать: значение слов «холод» и «замерзать» все чаще приносило Ему некоторое неудобство.

А еще через пару сотен лет