Планы на осень - Владимир Алексеевич Ильин

В такие моменты очень хочется снова начать курить. Выйти из комнаты, отговорившись сигаретой, встать возле распахнутого окна в подъезде, ежиться от холодного ветра и бездумно смотреть на вечерний город, заметаемый снегом.

Девушка, двадцать один год. Поверх выцветшего линолеума неопределенно-коричневого цвета — следы оккультных практик: расчерченная белым мелом пентаграмма с огарками свечей в местах пересечения линий. Пентаграмма — от края кровати до кресла за столом и сразу от дверного проема в прихожую. Тело девушки внутри контура, прикрыто простыней. Тело пока что неподвижно, но на этот случай за спиной открыта входная дверь.

Эта тяга к курению проявляется два-три раз в месяц, когда сержант Георгий Петров находит меня в огромном городе и забирает смотреть на чужую смерть. Сержант виновато качнет плечами, я кивну в ответ, пройдусь метров сто по улице, проверяясь, не видит ли кто из сокурсников, и сяду в служебную машину.

«Все вы рано или поздно попадетесь», — как-то говорил мне ректор, глядя на потерянного меня и гербовую бумагу на столе перед ним. — «Но ты лучше не афишируй».

Вот и проверяюсь, чтобы не заметил кто. Не любят у нас на факультете полицию — как раз из-за того, что рано или поздно попадутся все.

«А те, кто не попадется, профнепригодны. Чувствовать Бездну и не пытаться заработать… Кому такие нужны?», — отправилась в стол ректора бумага о том, что студент по фамилии Ремер может пропускать занятия по служебной необходимости.

Вся разница в том, что кто-то признает поражение, а кто-то попытается убить пришедший по его душу спецотряд. Вторых отбракуют, первые интересны. Третьи — те серыми тенями пройдут все пять курсов, испытывая к предмету обучения только ужас, а к себе — жалость. Бывают и такие. Нас мало — потому им тоже дадут возможность доучиться. Кто-то же должен потом перебирать бумаги, разбираясь в вопросе.

Но наверняка ведь есть и четвертые — для которых у руководства университета заготовлена совсем другая речь. Например, о том, что они-то гораздо выше полевых бойцов, раз хватило мозгов пройти по краю и не быть пойманным. Потому что чувствовать Бездну и не заигрывать с ней, это, действительно, уже отклонение. Хотелось, знаете ли, быть слушателем как раз такой речи, убедительно соврать, что не понимаешь, о чем идет речь, и потом уйти куда-нибудь в корпорацию — из тех, что сидят на трубах. Говорят, там наша специальность тоже востребована, а вот соискатели с «практикой в МВД», ходят слухи, не нужны совсем. Да что уж теперь…

В этот раз машина была не служебная — нестарая черная ауди без специфичной бело-синей окраски и особой серии номеров — в десятке шагов от входа в универ, за грязно-серым бруствером из снега, застрявшем в невысоком кованном заборе. Я бы мимо прошел, собираясь скоротать «окно» между занятиями в кафе. Но сержант возле машины был тот же самый — высокий шатен лет тридцати с короткой прической и тяжелым взглядом карих глаз. Хорошо, что в застегнутом пальто — мундира под ним не заметить.

Вновь — виноватое пожатие плечами, а от меня — еле заметное движение головой. Георгий, в общем-то, никакой вины наверняка и не чувствовал — но раз все еще жив и не проклят, то линию поведения выбрал правильную. Поди, не одному мне нервы портит…

Ворот куртки повыше, руки в карманы и по улице — вверх…

Стоило сесть в притормозившую машину, сержант рванул с места, стараясь успеть на зеленый свет светофора. Да и там он повернул почти на красный и, не снижая скорости, забрался на выделенную линию, чтобы уйти на первый же съезд в сторону области. Оставалось только вцепиться в ручку над дверью и постараться не прикусить язык.

— У шефа вечером футбол. — Причина спешки оказалась слегка приземленной. — Пятница же, «Спартак» играет.

— Не по телевизору? — Указал я на центральное зеркало, в которым отражался край небрежно закинутого на второй ряд кресел бело-красного шарфа.

— Ага. Торопится. В восемь начинают пускать на стадион, — покосился он на часы на левой руке, лежащей на руле. — А тут труп этот. По вашей части.

Полтора часа осталось. Может, успеет — если, конечно, прав, и обычному угрозыску там делать нечего.

Ехали куда-то на северо-запад, избегая перегруженных дорог — город я знал плохо, не дальше схемы нужных веток метро. За окном мелькала череда незнакомых улочек и безымянных проездов; старые панельные девятиэтажки сменялись глухими бетонными заборами с колючкой поверх. Редкий свет тусклых желтых ламп, проваливающихся в осеннюю темноту, подсвечивал разбитую дорогу с рядами маршрутных такси, запаркованных по краю длинной улицы. И вновь — панельные дома, анклавами между заборов безымянных складов и автобаз. Ощущение неустроенности нередко преследовало Бездну, как рыжий цвет под краской отмечает место скорого прорыва трубы — если случится, то, скорее всего, здесь.

— Обратно как? — Невольно вырвался вопрос.

— Тут электричка недалеко. Проезжать будем — покажу.

Расходы на такси никто не оплатит — это на место происшествия машиной. Дальше — сам. Дойду как-нибудь — живут же тут люди. Квартиры снимают. Снимала…

На телефон сержанта скинули досье и фотографии с места происшествия, а он передал его мне, дав ознакомиться. Имя, возраст; ножевая рана — проникающая в грудную клетку. Тело лежит на животе, правая рука согнута и отведена в сторону, нож остался в ладони. Профиль ножа совпадает с профилем раневого канала… Фото еще одного пореза — у запястья левой руки. Скорее, нескольких неаккуратных порезов — завис я над фотографией, масштабируя изображение.

Дверь заперта на засов — ее ломали. Створки балконной рамы заделаны гвоздями, чтобы не курили арендаторы. Окна в комнатах закрыты — осень, холод. Восьмой этаж. И пентаграмма.

— Так что, на футбол успеет? — Осторожно уточнил сержант.

— Посмотрим, — вернул я телефон.

Хотя очень похоже.

Кто-то вновь использовал интернет не по назначению — нашел инструкцию и попытался торговать собственной жизнью. Подумаешь, отдать пару недель, месяц или даже год за желаемое — многие и полжизни готовы вычеркнуть ради заветной цели. Кто бы им объяснил, что Бездна — это в первую очередь бандит, и торгует только с хорошо вооруженным покупателем?..

Нож — не оружие. Этим же ножом обычно и зарезают незадачливых продавцов. Рукой призвавшего — его же самого, прямо на глазах находящейся в сознании жертвы, отнимая предложенный товар и не давая ничего