Пролог. Право на шанс
Где-то в жилых районах прорвало теплотрассу. Ветер нёс с юга белёсый пар, остывали оцинкованные бока надземных труб, по улицам – Валенок клялся, что видел своими глазами – стекал селевыми потоками кипяток. Медленно замерзали серые громады многоэтажек. Всем было плевать.
Ноготь отобрал у Типуна початую бутылку пива и в пару глотков её осушил. Ничего лучше сегодня нет. Рохля, будь он неладен, умудрился загреметь в участок и греется теперь в обезьяннике, а ларёчница без своего хахаля, ясен пень, не станет угощать халявной выпивкой его приятелей. У Нудьги имелись сигареты, и он нагло их курил, посмеиваясь над соседями-неудачниками. Рисковал получить зуботычину. Ноготь подумывал дать ему по морде – какое-никакое, а развлечение, но ради этого надо поднимать задницу и отходить от костра.
– Холодно, ядрёна макарона! Может, к цивилам сходим, погреемся? – хмуро предложил Типун. – Пока аварийка всё не заварила.
– В ментовку, что ли, захотел? – лениво процедил Нудьга. – Чего ты ноешь? Снега нет, вот и радуйся.
– Лучше б снег, – буркнул Валенок. – Когда снег – грязи меньше.
– Чистюля нашёлся, – хохотнул Нудьга и щелчком пальцев отправил в огонь прогоревший окурок. – Ты когда на ветру стоишь, мусорозавод на вонь жалуется.
Валенок молча двинул ему в челюсть. Ноготь досадливо прищёлкнул языком. Всегда обидно, когда додумался ты, а сделал другой. Нудьга, не будь дурак, сгрёб низенького Валенка за шиворот и как следует приложил хребтом о холодный бок трубы. Затрещала порванная ткань – и без того ветхая куртка зацепилась за острый край металлического листа. Валенок обиженно взвыл.
– Чего разорались?
Подошедший Хмурый возвышался над ними, как Останкинская башня над сутулыми хребтами жилых высоток. Рядом с ним крутился какой-то незнакомый тип, толстощёкий и лоснящийся, в приличных тряпках; он деловито зыркал туда-сюда любопытными глазками и притоптывал на одном месте добротными зимними сапогами. Очередной институтский дружок Хмурого, не иначе.
– Кого ты нам сюда приволок? – Нудьга ухмыльнулся, почёсывая костяшки пальцев. Валенок отполз от него подальше и протянул руки к огню.
– Это Феликс, – Хмурый кивнул на пришлого; тот скривил рот в вежливенькой улыбочке. – С призывного пункта сбежал. Перекантуется тут с нами, пока то-сё.
– Феликс? – недоверчиво переспросил Типун. – Ядрёна макарона! Это что, погоняло такое?
– Нет, имя, – пришлый, продолжая улыбаться, огляделся по сторонам, подтащил к костру валявшийся рядом ящик и без спросу уселся у огня. – Предки были поляки.
– Глянь, породистый, – хохотнул Нудьга. – А от армейки чего сбёг? Просто помирать неохота или идейный?
– Да ну их, без меня пусть воюют, – отмахнулся Феликс. – У них вон хорошо получается, а я всё равно не знаю, с какого конца за автомат браться.
Типун глупо загоготал. Ноготь оглядел пришлого повнимательней: голодать этому типу явно не приходилось, много и активно двигаться – тоже. Какой ему автомат? Хорошо, если в горку поднимается без одышки. Порывшись за пазухой, Феликс вытащил из-под рыжей дублёнки бутылку водки, подбросил на ладони и протянул Нудьге:
– Будешь?
– Будет, само собой, – Хмурый согнал Типуна с козырного места – дряхлого и чуток заплесневелого кресла, одну ногу которому заменяла стопка битого кафеля. – Небось насухую тут сидите, а? Хоть огонь развести допёрли.
Он со значением зыркнул на Ногтя. Тот на пальцах продемонстрировал всё, что думает о приятеле. Хмурый не обиделся: обидеть его можно разве что кирпичом по затылку. Из бутылки он глотнул совсем немного: то ли не успел как следует замёрзнуть, то ли пьянеть не хотел.
– За мир во всём мире, – брезгливо выплюнул он и протянул полупустой пузырь Ногтю. – Лишь бы про нас не вспоминали.
Ноготь задумчиво поболтал в бутылке прозрачную жидкость и влил в себя никак не меньше трети оставшегося. Пока дают, надо брать. Это Хмурый – домашний, посидит тут с ними и пойдёт дрыхнуть под тёплым одеялком и кушать мамкин борщ, пока опять вожжа под хвост не попадёт и не погонит искать приключений. А им-то как ночевать на остывших трубах?
– Куда тебе столько? – ревниво спросил Нудьга и требовательно протянул руку. Ноготь, подумав, отдал бутылку Феликсу.
– Ты бы сам хлебнул. Холодно.
– А и хрен бы с ним, что холодно, – лихо заявил пришлый. – Вы пейте, у меня ещё есть.
– При деньгах? – нехорошо ухмыляясь, спросил Валенок.
– Да где ж, – Феликс простодушно развёл руками. Шельмец. – Это так – нетрудовые доходы…
– Ловкость рук и никакого мошенничества, – хмыкнул Хмурый. – А мы тоже умеем фокусы показывать. Давай, Ноготь, выступай.
– Пошёл ты, – лениво отозвался Ноготь. Не хотелось перед пришлым.
– Давай-давай, не выпендривайся, – повелительно сказал Хмурый и, повернувшись к Феликсу, пояснил: – Он у нас с зажигалкой балуется. Сколько показывает – никто не видел, где он её прячет.
Потому что её нет. Ноготь поначалу пытался что-то доказывать, потом плюнул. Люди верят тому, чему хотят верить, а ему что за дело? Хмурый выжидательно на него смотрел; проще показать, чем отнекиваться. Ноготь вытянул вперёд сжатый кулак, оттопырил большой палец – будто в ладони у него и впрямь зажата была
