Но тут раздался радостный крик Полли:
— Подарки! Пришло время дарить подарки, господа!
Взяв себя в руки, Кристина потянулась куда-то назад и вдруг сунула мне коробку конфет, полученную от Мишеля.
— Не забудьте свой подарок, господин Барятинский, — сказала она голосом, пропитанным ядом. — Полагаю, это — максимум, на который рассчитано воображение белых магов, чтобы получить расположение девушки?
— Белым магам нет нужды покупать расположение девушек, — парировал я. — Девушки падают в наши объятия, подчиняясь своим собственным желаниям. Вам ли не знать, — и отвернулся.
Шагал к Полли, погружённый в грустные мысли. Ну вот... Собирался же всем улыбаться, наводить мосты! А Кристина, между прочим, с гарантией состоит в кружке заговорщиков. «Манифест», найденный у неё в комнате — материальное тому подтверждение.
То, что на собрании, за которым я наблюдал, своё присутствие Кристина никак не обнаружила, не означает, что её там не было. Я ведь, строго говоря, никого из заговорщиков не видел в лицо, только слышал их голоса. А Кристина могла сидеть, не подавая голоса. Она и вообще-то не слишком разговорчива. А могла на собрании вовсе не присутствовать. Если Кристина — и есть тот самый внедренный агент, если это никакой не преподаватель и не наставник, то в таком поведении нет ничего удивительного. Подпольную деятельность она ведёт по всем правилам — скрытно, лишний раз не высовываясь.
Эх-х. А вот сам-то я только что дал маху. И то, что Капитан Чейн — не разведчик, а боец, — слабое оправдание. Задача поставлена, время на подготовку было. Но Кристина застала меня врасплох, и пожалуйста — Костя Барятинский, с его подростковым гонором, взял верх над Капитаном Чейном. Прав был дед: это работа не для обычных курсантов. Надо взять себя под контроль, причём — жёстко.
Полли между тем окружили подруги — как белые, так и чёрные маги. Несмотря на дух соперничества, друг друга маги разных цветов совсем не чурались. Однако придерживались принципа «дружба дружбой, а служба службой».
Дарили, в основном, книги. Не так уж много было разрешённых вещей в Академии, и никому из друзей не хотелось подставлять именинницу. Полли добросовестно ахала и говорила пару добрых слов по поводу каждого подарка. Я ею в этот момент восхищался. У меня бы кроме «спасибо» других слов не нашлось. Надеюсь, тут не обязательно устраивать пирушку в честь своих именин. Я бы, во всяком случае, предпочёл это избежать. Может быть, попаду в карцер накануне — было бы крайне удачно. И, кстати, при моём активном образе жизни — вполне реализуемо.
Я держался позади Полли, так что она меня не видела. Зато я прекрасно видел Мишеля, пошедшего в лобовую атаку. Лицо у него при этом было таким, словно он действительно нёсся один, размахивая саблей, на сомкнутые ряды противника. На месте Полли я бы, наверное, испугался и выставил Щит.
И-и-и — вот он, торжественный момент. Полли взяла коробочку с брошью и ахнула, как полагалось по этикету. Потом — развернула сложенный листок почтовой бумаги (у Мишеля элементарно не осталось времени на то, чтобы купить открытку) и пробежала написанный текст глазами.
Прижав листок к груди, Полли что-то сказала, от чего Мишель весь зарделся. Потом листок переместился в карман форменного платья, а Мишелю дозволили поцеловать руку. Ну, вроде бы неплохо прошло...
Полли поставила коробочку с брошью на стол, к остальным подарками, и повернулась ко мне.
— Поздравляю, Полли, — сказал я, небрежно протянув конфеты. — Желаю тебе всегда быть такой же краси...
Полли не дала мне договорить. Она взвизгнула, подпрыгнула и захлопала в ладоши.
— Костя! Это же мои самые любимые конфеты! Как ты узнал?!
...
На Мишеля я старался не смотреть. И без того чувствовал исходящие от него волны чернейшей и мрачнейшей безысходности. Эти волны, казалось, могли аннигилировать всю Академию, а может быть, и императорский летний дворец в придачу.
В добавок ко всему, зазвучала музыка. Тот самый невидимый оркестр, что сопровождал госпожу Нарышкину в моём присутствии. Благо, уже не каждый раз, а лишь в моменты сильных душевных переживаний. Вот как сейчас.
— Я знала, что вы любите музыку, Аполлинария Андреевна, — раздался вдруг совсем близко голос Кристины. — Думаю, мой подарок тоже придётся вам по сердцу.
С этими словами она поставила на стол коробку, перевязанную алой лентой. Полли с удивлением посмотрела на Кристину (музыка стихла), потом — на коробку.
— Благодарю вас, эм... Госпожа Алмазова. Прошу прощения, не знаю вашего отчества.
— О, вы можете называть меня просто по имени, — любезно улыбнулась Кристина. — К чему церемонии? Мы ведь все здесь в одинаковом положении и все должны быть друзьями.
Полли озадаченно переминалась с ноги на ногу. Кристина кивнула на коробку:
— Не хотите открыть?
— О, разумеется...
Сбитая с толку Полли развязала ленту, подняла крышку и ахнула. Я только хмыкнул. Внутри коробки находился портативный проигрыватель, на котором уже стояла пластинка.
— Но ведь... Это же... Нельзя? — полувопросительно сказала Полли.
— Помилосердствуйте, госпожа Нарышкина, — снова улыбнулась Кристина. — Неужели хоть кто-то, услышав музыку из вашей комнаты, заподозрит вас в нарушении? Особенности вашей родовой магии слишком хорошо известны.
Полли покраснела, а я отметил для себя тот факт, что Полли, оказывается, «музицирует», даже когда меня нет рядом. Интересный момент. И ещё более интересно, чем она при этом занимается?.. То есть... Нет, я ничего такого не имею в виду. Мне правда интересно, от чего зависит срабатывание магии. А ещё очень интересно, для чего на самом деле в столовой появилась Кристина. Неужели и правда захотела поздравить Полли — которую вполне явственно терпеть не может? Что-то я сомневаюсь...
Полли же интересовал совершенно другой вопрос.
— А что за запись на пластинке? — спросила она, разглядывая виниловый диск.
— Это джаз, — улыбнулась Кристина. — Очень модное музыкальное направление. Вы, вероятно, слышали...
— Конечно! — взвизгнул кто-то из девчонок. — Давайте, давайте же скорее поставим пластинку!
А меня тронули меня за локоть. Я обернулся и увидел Андрея. Он с торжественным видом продемонстрировал мне тарелку с нетронутым тортом.
— Правда! — воскликнула Полли. — Давайте послушаем музыку, господа! И начнем, наконец, танцевать!
За тридцать шесть лет предыдущей жизни я успел идеально выдрессировать свой организм. Капитан Чейн засыпал и просыпался тогда, когда было нужно ему. Соответственно, таких слов, как «бессонница», попросту не знал. Сейчас,
