увидел, как топор, застрявший в дубине, развеялся вспышкой густого чёрного дыма.
Два выстрела накрыли непроглядной дымовой завесой перекрестие двух хлыстов. Борис, не спуская глаз с прибитого дубиной, пододвинулся ближе к спине Виктора, практически прижался к ней. Револьвер метнулся в сторону бесчувственного тела, но застыл на полпути. Щупальца обвили толстую сталь дула и одним рывком отбросили татуировщика в неподвижную машину.
— Пря… — донеслось до ушей Бориса.
Тело мастера приземлилось на крышу седана как на крепкий, увесистый валун, проехалось по капоту и скрылось от глаз Бориса, чья челюсть дрожала, а шею сковало холодом. Он бросил взгляд на пронзительно визжащий чёрный силуэт, который поднимался с дубиной в обеих руках, а затем повернулся и увидел, как второй, срываясь на плаксивые всхлипывания, не спеша заводил хлыст назад, тем самым отрезая путь к отступлению. Сердце юноши тяжёлыми ударами тянуло грудь вниз. Чёрный купол — ключ от которого сейчас закатился за машину — будучи невероятно просторным, давил на тело невинной жертвы обстоятельств, будто его зажали в массивные тески.
Борис посмотрел на неподвижный автомобиль — ни звуков, ни движения, никакой надежды, — его губы искривились от тяжёлого дыхания: глотки воздуха были столь жадными. Его глаза потеряли желание видеть безнадёгу и тьму вокруг. Скребущий барабанные перепонки визг и тяжёлые шаги за спиной приближались, наращивая темп. Он обернулся. Тёмная фигура, выставив правую ногу вперёд, проводила боковой замах дубиной, которая приближалась к красному пятну на голове, оставляя за собой струйки дыма. Тело онемело, юноша уже был готов к судьбе окоченевшего трупа. Веки медленно опускались вместе с головой.
Вдруг правая рука поднялась вверх, будто движимая ударом тока. Борис увидел, как из его ладони вылетело что-то маленькое и, подобно чёрной молнии, вонзилось в шею капюшона. Копну светлых и красных волос взъерошила буйная волна воздуха, которая пронеслась над его макушкой. За спиной засвистели хлысты и полетели ему в голову. Звук лавины бьющегося тяжёлого стекла приглушил их свист. Неприкрытые икры и лодыжки колол морозный холод, которому неоткуда было взяться посреди лета, но у Бориса не возникло и ничтожного позыва к удивлению.
Он с опаской повернул голову. В толще резного и чистого как воздух куска льда краснели острые кончики кнутов, в искажённом пространстве за ними застыл неподвижный чёрный силуэт. Заглянув за глыбу, которая была высотой с человека, Борис увидел другой айсберг большего размера, в нём и была заточена та размытая фигура. Колени юноши подкосились, и он схватился за столб льда обеими руками, но сразу отдёрнул их. Обожжённые ладони сунул в подмышки и обошёл изваяния. Они напоминали линии электропередач из-за узловатых верёвок, которые тянулись от одного столба к другому.
— Невежливо заставлять своего спутника ждать, — донёсся скупой на эмоции голос из дальнего угла купола.
Навстречу к Борису уверенно шагал Виктор, на нём не было следов борьбы, грязи либо иных признаков того, что он кубарем скатился на асфальт. Тату-мастер прошёл мимо него и, встав перед телом капюшона с булавой, жестом позвал юношу. На хилой груди, подняв свою головку, сидела знакомая, крохотная змейка. Её сложно было разглядеть из-за нехватки света и чёрной ветровки, с которой она сливалась. Тяжёлое чувство вины давило на горло Бориса. Он присел и протянул правую руку своей спасительнице. Кобра посмотрела на его опущенные глаза, подползла ближе и лизнула его ладонь языком, чёрным как её тельце. Юноша сжал пальцы от сильной щекотки.
— С-спасибо.
— Не стоило, Господин. Всё что у меня есть — Ваша жизнь, и одна обязанность — служить Вам.
Змейка слилась с его кожей и поползла вверх, скрывшись в рукаве майки.
— Нас прервали, давай вернёмся и продолжим, — сказал Виктор и двинулся к входной двери салона.
— А это, — выдавил Борис, беспорядочно перекидывая указующие кисти от одного чёрного тела к другому.
Спина Виктора продолжала удаляться.
— Хочешь остаться с ними? Не думаю, что получится их о чём-то расспросить.
Борис пару раз повертел головой, перемещая взгляд от одного поверженного чёрного к другому, и, наконец, попятился в сторону салона, а затем развернулся и побежал. Стоило Виктору встать на первую ступеньку, он сложил пальцы на груди и повернул воображаемый вентиль. Серость рассеялась как по щелчку выключателя: круг света, расширяясь в центре дороги, разгонял тьму. Верхушка купола стала прозрачной и начала исчезать подобно туману, который тает под яркими лучами.
Круг света прогнал не только темноту, но и последствия битвы. Сначала растворилась глыба с запечатанной в ней чёрной фигурой, как пшик мелкой взвеси капелек, которые становились одним целым с воздухом. Следом узелок за узелком как бикфордов шнур, не теряя привычного натяжения, испарялись хлысты. Вторая глыба с застывшими в ней красными кончиками покорилась всепоглощающему свету быстрее, чем прогорающая дотла спичка. Двигатель серебристого седана набирал обороты. Тело капюшона с булавой растворилось. Купол исчез. Машина без царапин и вмятин на капоте и крыше двинулась вперёд. Она проехала мимо, как ни в чём не бывало.
Грудь Бориса тяжелела от сожаления.
«Они просто исчезли и всё. Не правильно. Как-то не по-человечески», — подумал он.
— Поторопись. Или забыл, зачем сюда пришёл? — сказал Виктор, поворачивая ручку двери.
Колокольчик зазвенел. Татуировщик стал в проёме, придерживая спиной дверь. Юноша появился в салоне настолько быстро, насколько позволяло его худосочное тело. Здание, вопреки его ожиданиям, осталось целым, без следов порезов от купола. Мастер закрыл входную дверь на ключ и пошёл в сторону стойки ресепшена.
По соседству с проходом в комнату, где Борису набивали тату, за стойкой была дверь. Виктор открыл её и жестом пригласил его войти. В комнате царил идеальный порядок и педантичное запустение: было только то, что могло понадобиться человеку после пробуждения и перед отходом ко сну. Мебели тоже не густо: стол, пара стульев, шкаф для одежды, тумбочка односпальная кровать. Постель, идеально заправленная и даже подогнанная, стояла поперёк несостоявшегося дверного проёма в дальнем конце комнаты. Несостоятельность его состояла в том, что он представлял собой небольшое углубление в стене. Борис нарисовал в уме план здания и заключил, что та чёрная металлическая дверь, которую он видел ночью, должна быть ровно с обратной стороны этого проёма.
Виктор прошёл мимо стула, который был ближе к входной двери, и указал на него:
— Присаживайся, пожалуйста.
Он присел напротив, Борис боялся заглядывать в глаза татуировщика и только бросал взгляды, которые скользили по его бледному лицу. Дрожащие губы разрывало желание вывалить на стол всю тяжесть скопившихся вопросов. Но знание натуры этого человека не позволяла их даже разжать без разрешения. Действовать нужно согласно этикету: Виктор —
