верно служить его сыну. Для своего возраста он был тогда невелик. Он и сейчас невелик – если смотреть по вертикали, – но малый рост с лихвой компенсируется объемами и русским аппетитом. Потоки воздуха, с силой вырывающиеся из его легких во все стороны, разносят по округе ароматы водки и селедки. Джо уверен, что Йорге нарочно разыгрывает спектакль, чтобы соответствовать ожиданиям окружающих. Ну кто, в конце концов, прожив в Лондоне всю жизнь, может до сих пор разговаривать, как матрос из Красноярска? Только Йорге.
За столом напротив сидит Вадим – тип в дорогом костюме и очках в золотой оправе. Взгляд его выражает глубокое чувство собственного достоинства, которое можно ошибочно принять за страдание или признак поэтической натуры. Он на миг останавливает этот взгляд на Поллином декольте и тут же прячет, наткнувшись на ее широкую вызывающую ухмылку.
– Послушай, Вадим! – говорит Йорге, всплескивая коротенькими толстыми руками. – Я просто обязан поговорить с этим парнем, ясно? Долг чести, понимаешь? Слушай, говорю как на духу: ты худший фотограф в жанре ню на всем белом свете. Серьезно, тебе лучше не лезть с камерой к девчонкам и фотографировать внутренние дворики. Эти снимки… – Он потрясает в воздухе стопкой фотографий шесть на восемь дюймов и принимается их листать. – …Господи, Джо, ты только глянь. Это какое-то пособие для студентов-медиков. А это – для ботаников. Или агрономов. Джо, вот на что это похоже, по-твоему?
– Это… Хм, я почти уверен, что это баклажан.
– Хвала милосердному агнцу, дружище, это действительно баклажан! И больше на фото ни хера нет, я прав?
– Ты прав, Йорге, да.
– А между тем это фотография Вадимовой подружки Светланы, которую – и здесь я ни капли не преувеличиваю, ясно? – я мечтаю увидеть голой даже больше, чем Кэрри Фишер из «Возвращения джедая». На этом сраном снимке она абсолютно голая. Однако мы этого не видим, потому что фотографу взбрело уткнуться в нее объективом, а иначе ты просто взорвался бы на месте от одного взгляда на эту красотку. Желаешь увидеть портрет Светланы в полный рост?
– Давай.
– Мы все желаем, Джозеф! Увы, это не представляется возможным, потому что горе-фотограф решил не снимать ее в полный рост. Уходи, Вадим, я тебя умоляю. Мне надо поплакаться другу в жилетку, ясно?
Джо Спорк ждет. Как только Вадим отбывает, стискивая в руке порно-снимки баклажана, лицо Джо мрачнеет, черты становятся резче.
– Я по делу, – говорит он.
– Серьезно? По настоящему делу? Не из-за гребаных игровых автоматов, я надеюсь?
– По настоящему.
– Решил меня вытурить, Джо? Вздумал прибрать Рынок к рукам?
Йорге шутит. Валяет дурака. На его широком лице нет ни намека на злость или тревогу. Джо Спорк гадает, где сейчас его оружие. И люди.
– Нет, Йорге. Рынок твой. Я действительно решил вернуться в игру, но на твое место не претендую. Слишком хлопотное дело для такого честного злодея, как я.
Облегчение успевает промелькнуть в глазах Йорге, его плечи слегка обмякают, когда отпадает необходимость нежданного насилия.
– Честный злодей! Да! Ей богу, Джо, в этом мире должно быть больше честных злодеев.
– Я рад, что ты так думаешь, потому что мне нужна помощь.
Йорге мрачнеет.
– До меня дошли слухи, что Крейдл исчез, а ты в бегах. Ты, случаем, не на мели? Я могу помочь тебе с отъездом. У датского посла случилась маленькая неприятность. Он, видишь ли, зарубил любовника жены газонокосилкой. Однако одолжений я никому не оказываю, Джо, даже тебе.
Вместо ответа Джо извлекает из кармана один из самых крупных бриллиантов Мэтью и кладет его на стол.
Йорге потирает руки.
– Окей, мистер Спорк знает, как надо вести дела. Славно, славно! Рассказывай, что тебе нужно.
– Мобильники. Анонимные банковские счета. Твой датский посол сможет нарисовать нам документы – сегодня, прямо сейчас?
– Конечно. Ты мне камешки, я тебе деньги на счет. Курс выгодный, своих не обижаю. Ты, главное, не бузи. Купишь «феррари» и разобьешь его на Пэлл-Мэлле – будут проблемы. – Йорге разбирает смех; затем, увидев задумчивое выражение лица Джо, он осекается. – Вот че-е-рт. Ты сейчас похож на Мэтью. Не надо так делать, ты меня пугаешь. Ладно, что еще?
– Сообщи всем на Рынке, что я затеваю дело.
– Большое?
– Больше не бывает. Я серьезно, Йорге. Самое важное дело. Мне нужны люди, Йорге. А я нужен им. Пригодятся все, даже старички.
– Вряд ли ты им нужен, Джо. Боюсь, им на тебя насрать.
– Для этого дела им нужен я. Другие не справятся.
– Что за дело?
– Охрана.
– Надо снять охранника?
– Надо им быть. Помешать убийству.
– Кого хотят убить?
– Вселенную.
Йорге изумленно глядит на него, затем на бриллиант, затем на Полли Крейдл. Та кивает.
– Ни хера себе. Вселенную теперь можно убить?
– Можно.
– Не просто весь мир? Этого, кстати, было бы вполне достаточно.
– Начнут с нашего мира и всех, кто в нем есть.
Йорге запрокидывает голову и устало смотрит в потолок.
– Это случайно не с пчелами связано?
– С ними.
– Пчелы – это плохо. Ходят слухи, что любому замешанному в этой истории светит какая-то секретная тюрьма для террористов. А ты… тебя ищут, Джо. Ищут всерьез. Может, ты и впрямь засранец, Джо. Знаешь, самые хорошие люди иногда слетают с катушек. Я начинаю подозревать, что мне не стоило тебе помогать, даже по старой дружбе. Даже за очень крупный камешек.
– Про рескианцев слышал?
– Про гребаных монахов-мразей-изуверов – про этих рескианцев?
– Да.
– Слышал достаточно, чтобы не лезть в это дерьмо. Потом хер отмоешься.
Джо ухмыляется.
– Так вот, я не с ними. Я против них. Они хотят меня убрать.
Йорге кивает.
– Стало быть, ты не совсем засранец. – Он поводит головой из стороны в сторону, будто уворачиваясь от ударов. – Не засранец и не злодей. Однако играешь по-крупному, даже если конца света не будет. В опасное дело ввязался.
– Короли и принцы, Йорге, – звучно произносит Джо, точь-в-точь как Мэтью.
Йорге невольно улыбается.
– Ага. Короли и принцы, помню-помню. Но… Джо, ты серьезно? На кону судьба Вселенной?
– Похоже на то.
Йорге вздыхает.
– Твою ж мать, Джо! Двадцать лет от тебя ни слуху, ни духу, а теперь ты объявился, чтобы спасти мироздание?
– Ну, я все-таки Спорк. Мы по мелочам не размениваемся.
– Да уж. Согласен. – Йорге крутит огромной головой; сквозь слои плоти доносится оглушительный хруст позвонков. – Мать твою, – повторяет он весьма задумчиво. И добавляет, как бы ставя точку: – Ма-ать!
Наверху, при свете дня, До-Дон оставил при входе в «Паблум» конверт, а с ним – строгий запрет пускать Принца в клуб. Этот приказ он сопроводил такой изощренной аристократической бранью в адрес последнего, что в глазах швейцара, протягивающего Джо конверт, читается одновременно упрек и восхищение. Внутри – несколько страниц печатного текста и записка от руки с адресами двух домов, а так же связка ключей от третьего.
Ускориться, размышляет Джо, вот что сейчас самое важное. Нельзя сидеть на месте, нужно постоянно двигаться, набирая темп. Даже маленькое тело, пущенное с правильной скоростью,
