подступает. Он будто сшибает меня, я кричу и трясусь снова, но Виктор не отпускает меня и двигается быстрее, отпустив себя. Будто теперь он не человек, а дикое животное, ведомое только инстинктом.
Он кончает вслед за мной и впивается напоследок зубами мне в плечо.
Я обессилено падаю на кровать, вижу, как он снимает презерватив и быстро завернув уходит в ванную. Не успеваю сообразить, как он возвращается ко мне, и ложится рядом, обнимая.
Тянусь губами к его груди, шее, которые не успела зацеловать сегодня.
— Спасибо, — только и могу сказать я.
— Тебе спасибо, дурочка, — отвечает он.
Последнее, что я помню, это усталый поцелуй, его руки, нежно глядящие мою попку и то, как я проваливаюсь в глубокий сон.
Почему-то мне то ли снится, то ли кажется. Но я будто слышу диалог.
— Ну и как?
— Макс, она охуенная.
Наутро видение забывается как пустой сон.
* * *
Утро встречает меня пасмурным видом из окна. В кровати Виктора нет, и только одежда на полу напоминает о вчерашней ночи. Улыбаюсь себе. Иду в душ, замечаю, что теперь спокойно хожу по этой комнате голой. Раньше, даже чтобы вылезти из постели и залезть в душ, я надевала халат, а теперь нет.
Одеваюсь в легкий брючный костюм бутылочного цвета. Выхожу из комнаты и с удивлением слышу незнакомый мужской голос.
Круглолицый, крупный и низкий мужчина общается о чем-то с Максом. Судя по отрывкам слов, которые я слышу, Макс уже провожает гостя обещая позвонить «если что-то узнает».
Провожаю гостя взглядом, и когда он выходит за дверь, я с удивлением понимаю, что он садится в полицейскую машину.
— Полиция?
— Оля вызвала, — говорит он с явным неудовольствием.
— Почему?
— Потому что Карина уехала.
— Куда? — я начинаю чувствовать себя глупо, задавая эти вопросы, но все же задаю.
Макс вздыхает с видом «как же вы все надоели», объясняет:
— Карина уехала, нашла другую работу. Оля, которая её старшая сестра и которая за ней носится будто той два года решила, что Карина пропала и вызвала полицию.
— И Карина просто не сказала, что она уезжает?
— Ты не знаешь, что такое гиперопекающие родственники? — спрашивает Макс.
— Я не знаю, что такое опекающие родственники, — парирую я.
Хмыкает, выдает грустную, сочувственную улыбку и мне становится неловко.
— А где?… где Виктор? — пытаюсь спросить я, как можно менее эмоционально.
— Уехал на пару дней. Мы вообще одни на некоторое время, Оксана уехала по делам, отпросилась, Оля тоже. Карина ушла. Виктор поехал по делам нашего бизнеса. На время ожидания полугода после смерти отца он остался как доверенное лицо.
— Понятно, — киваю я. От мысли, что останусь с Максом несколько дней одна, становится… будто немного беспокойно. Не страшно, но беспокойно.
— У тебя появились вопросы?
— Потом, когда Виктор приедет.
— Хорошо.
Несколько часов я просто сижу в своей комнате и читаю. Потом решаю, что это невежливо и выхожу к Максу. Он оказывается на кухне и возится с продуктами.
— Ты готовишь? То есть, ты умеешь готовить?
— Это тот навык, который нужен каждому человеку. И да, на твой следующий вопрос отвечаю, я люблю готовить. Это мое хобби.
— Даже не думала, — удивляюсь я.
— Почему?
— Ну, ты такой брутальный, наверное, — неуверенно мямлю я.
Он поднимает на меня взгляд с хитрой усмешкой.
— Поверь, одно другому не мешает.
Мне так нравится наблюдать за его улыбкой, но я осекаюсь. Я ведь уже выбрала Виктора, я вчера с ним переспала, так что всё. Нечего заглядываться на его брата.
Хотя это оказывается сложным.
Оказывается, мужчина, который готовит, не теряет своей сексуальности. Даже наоборот, уверенность его движений, ловкие руки вызывают какое-то эстетическое наслаждение. Я просто наблюдаю за тем, как Максим в белой рубашке и темных простых брюках ходит по кухне и что-то делает, взбивает, насыпает, чуть пробует.
Будто ходит по химической лаборатории. Ощущение, что всё, что вокруг него подчиняется ему. И это так и есть. Но при этом, он заботливый хозяин. И эта смесь нежности, заботливости, властности, уверенности выглядит безумно красиво. Может я не того все-таки выбрала?
— Хватит на меня пялится, ты не в театре, — говорит он мне, когда замечает мой взгляд.
— Прости, я просто никогда не видела, чтобы мужчина готовил. В моей семье считалось, что это не мужское дело. Мама всегда готовила.
— Нет мужских и женских дел. Если они не связаны с физиологией, конечно. Я не могу рожать, ты не можешь тащить машину. Попробуй, — он неожиданно подходит ко мне с ложкой рагу. Мне это кажется пошлым, но я приоткрываю рот и облизываю ложку. Не догадываюсь отвести от него взгляда и выглядит все это точно двусмысленно.
— По-моему, чудесно, — говорю я, пока по горлу растекается приятнейшая смесь вкусов.
— Надо мёда, ложечку, будет слаще, — качает он головой.
Ладно, всё равно.
Он достает маленькую баночку, раскрывает.
— Попробуй этот, фермеры для нас делают такой, — он подносит слова ложечку но чуть выше моего рта, я пытаюсь языком словить тоненькую струйку густой сладости. Неудачно. Капля падает в рот, а остальное оказывается на губах и на декольте.
— Ой, — только и могу сказать я.
— Там есть влажные салфетки, — кивает он на подоконник. Киваю, и ощущая себя очень неловко стираю с себя это. Решаю больше к нему не подходить, а то все это выходит за какие-то грани. А идти к себе в комнату и сидеть одной, тоже странно.
Я от нечего делать начинаю бродить по кухне. Вообще странно что здесь кроме всех шкафчиков, столешницы и нужных принадлежностей есть еще большой, длинный стол без стульев. Зачем? Столовая тут отдельно. А если здесь салаты резать, то он далековато, да и неудобный. Громоздкий какой-то, и отличается по дизайну, темный и гладкий.
Замечаю в углу какие-то цепочки, наклоняюсь и тупо смотрю на то, что открыто передо мной. Это явно наручники. Кожаные. То есть, что?
Изучаю остальные углы. Да, кандалы на коротких цепочках, кожаные заклепки. Тупо смотрю на них и замечаю опять насмешливый взгляд Макса.
— У меня же полно вопросов осталось, — бурчу я.
— Ну, если ты хочешь спросить про это, то мистики тут нет. Так что можешь спрашивать безлимитно. Хотя ты вроде взрослая девочка, должна понимать, что это.
— Это для человека…
Два варианта, либо они каннибалы, либо…
— Если это для того, что я думаю… почему это на кухне?
— Ты когда-то слизывала мёд с человеческого тела. Или с твоего слизывали?
Мед на теле. Да, сейчас был на моем. Боже, неужели он специально это сделал?
— Нет. Ну то есть,
