есть выбор?
Но — не стоит. Не то чтобы сотрудники полиции были лишены чувства юмора, просто иногда он у них приобретает достаточно специфические формы. Помню, к нам как-то нагрянуло «маски-шоу» (случается и такое, что поделаешь), так мы, сотрудники отдела финансового мониторинга, очень следователям, которые вслед за автоматчиками пожаловали, не понравились. По сути, причина у них была, наша тогдашняя начальница слишком уж по поводу происходящего разорялась, чуть ли не на мат перешла. В результате, огребли мы все. Когда начался обыск, народ из других отделов согнали в большой кабинет на втором этаже, а нас оставили внизу, около наших рабочих мест. При этом отходить от них было нельзя, но и за столы садиться тоже было нельзя. Проще говоря — мы добрых четыре часа стояли пешком. Мне-то еще ничего, в ботинках, а вот девчулям на каблуках было нелегко. Хорошо хоть, что через часок они плюнули на условности и их поснимали. Но все равно — ноги потом гудели жутко. И ведь все по закону, не придерешься. И даже вроде как смешно. Правда не нам, но это уже детали.
Так что я с властью не шучу, себе дороже. Козыри всегда на руках у них, а не у меня. Тон может быть какой угодно, но, ежели чего, так это он меня «примет», а не я его.
А вообще-то крепко эта парочка мне своим визитом поднагадила. Вон как Витек смотрит, практически извиняется бессловесно своим взглядом. Мол, прости, Саня, но я о том, что к тебе ГСУшники пришли, сейчас расскажу начальству. Вот только вы уйдете — и расскажу.
Хотя — о чем я? Он уже это сделал, поскольку вон Анна свет Сергеевна из-за поворота выплыла, аки лебедушка. Анна Сергеевна — начальник юридической службы, она красива, величественна, неприступна и невозмутима. Собственно, ей и подобает такой быть, согласно утвержденной должностной инструкции и положению об отделе. А еще у нее есть регламент на подобные ситуации, и в его рамках теперь пойдет наше общение с этой парочкой. Согласно ему, любой представитель власти, прежде чем попадет в здание банка, должен пообщаться с ней, родимой. Ну если у него нет с собой группы поддержки в виде двух десятков автоматчиков в масках.
— Юрист, — приметил ее Нифонтов и усмехнулся. — Понятно. Ох уж эти мне формальности.
— Добрый день, — как всегда с улыбкой подошла к нам юрист. — Анна Немирова, начальник юридической службы. Что случилось?
— Ровным счетом ничего, — Нифонтов показал ей удостоверение. — Просто хотим пообщаться с вашим сотрудником. И сразу отдельно отмечу — интересы банка тут совершенно ни при чем, и какие-либо темы по его профессиональной деятельности подниматься не будут. У нас к господину Смолину вопросы не как к сотруднику вашей кредитной организации, а как к частному лицу. И еще — он не подозреваемый, он свидетель.
— Свидетель чего? — сразу же среагировала Анна, внимательно изучив «корочку». — Слишком широкое понятие.
— Не шире правового поля, — забавно сморщила веснушчатый нос рыжеволосая лейтенант Мезенцева.
— Смешно, но не информативно, — не подумала ответить на шутку Немирова.
— Так мы и не шутим, — заверил ее Нифонтов. — Так что, госпожа Анна… Как вас по отчеству?
— Не суть важно, — Немирова махнула рукой, видимо, что-то для себя решив. — Вам, я так понимаю, нужна переговорная?
— Совершенно верно, — старший лейтенант изобразил на лице восхищение нашим юристом. — Приятно иметь дело с опытным человеком.
«Переговорка», естественно, нашлась моментально, сотрудники ГСУ без приглашений сели в кресла, я пристроился напротив них, рядом со мной приземлилась и Анна.
— Не сочтите за нахальство, но нам бы хотелось пообщаться с Александром наедине, — мягко произнес Нифонтов. — Так сказать — приватно. Отдельно замечу — без какой-либо записи разговора и протокола. Повторюсь — тема беседы совершенно не связана с вашей бесспорно замечательной и безупречной в правовом смысле кредитной организацией.
— Не думаю, что у Смолина есть от меня тайны, — Немирова дала понять голосом, что не собирается покидать помещение.
— Анна, вы умная женщина, — в голосе Нифонтова что-то неуловимо изменилось, я это почувствовал, да и моя соседка, похоже, тоже. Она ощутимо напряглась. — Нет-нет, я не собираюсь вас запугивать, мне это ни к чему. Мне прекрасно известно, что вы скажете, когда я повторно попрошу вас выйти. Вы сообщите мне, что в этом случае мы должны вызвать Смолина к себе повесткой и беседовать с ним сколько захотим. А это банк, и в нем есть свои внутренние порядки. Да?
— Примерно так, — с достоинством ответила Немирова.
— Я еще больше скажу — мне было ясно, что так оно все и повернется, — Нифонтов достал из кармана телефон, пошерудил по экрану пальцами и приложил трубку к уху. — Одну минуту.
На лице Анны появилась полуулыбка. Я так понимаю, что подобную картину она наблюдала не впервые. Хотя оно и не странно — к нам что ни день, да кто-то ходит. То налоговики, то орлы из УБЭП. Даже из транспортной полиции — и то заглядывают. И каждому что-то нужно. А если всем все выдавать без звука, то клиентов растерять можно.
— Олег Георгиевич, это я, — сказал тем временем в трубку Нифонтов. — Ну да, без вашей помощи не обойтись. Ага, передаю.
Он протянул аппарат Немировой и подмигнул.
Анна взяла телефон, холодно глянула на нашего гостя и ответила:
— Да? Добрый день.
А вот дальше было интересно.
Анну Сергеевну за глаза называли «Железной леди». Никто никогда не видел, чтобы она не то что выходила из себя, а хотя бы просто давала волю хоть каким-то чувствам. Их у нее, по ходу, вовсе не было.
И это при том, что раньше или позже срыв настигает каждого сотрудника банка, независимо от отдела, в котором он работает, и обязанностей, которые выполняет. Он начинает орать про то, что за такие деньги ему ничего нафиг не надо, что нервы у него не железные, что руководство состоит сплошь из гадюк семибатюшных, и плевать он хотел на то, что завтра его за эти слова уволят. Кстати — ни разу не видел, чтобы кого-то за подобное уволили. Руководство — оно и впрямь такое, но они же не дураки? Всё понимают, особенно если учесть, что многие тоже начинали с низов. Не все. Но многие.
И это с ее фронтом работ, где вообще одни нервы. Уникальная женщина.
А тут на тебе — цитадель спокойствия дала брешь. На лице Немировой сменилось несколько гримасок, которые я истолковал как сначала узнавание, потом удивление, потом даже вроде испуг.
— Я поняла вас — сказала наконец она, дослушав