перевернул страницу газеты.
Джим осторожно поставил лампу на пол, положил камень в карман и вынул свой кинжал, спрятанный в носок.
Потом, стараясь ступать неслышно, словно кот, он проскользнул в дверь и очутился в караульной, маленьком уютном помещении с плитой, на которой закипала кастрюлька с кофе. Прежде чем сидящий за столом охранник успел что-либо услышать, Джим уже очутился у него за спиной, одной рукой зажал ему рот, а другой приставил кинжал к его горлу.
– Только пошевелись или крикни – и я перережу тебе глотку! – угрожающе шепнул он.
Охранник одеревенел. Это был здоровенный, нерасторопный на вид парень с красной физиономией и хриплым дыханием заядлого курильщика.
– Теперь медленно наклонись и сними свои ботинки. Но помни, мой кинжал по-прежнему здесь, у твоего горла, так что не вздумай дернуться.
Ошеломленный охранник выполнил приказ.
– И носки тоже, – приказал Джим, упирая ему в горло своим кинжалом.
Тот снял и носки, к явному своему смущению: ноги он не мыл уже довольно давно. Впрочем, Джиму было не до деликатных чувств. В этот момент он увидел награду судьбы: револьвер в кобуре, висевший на гвозде возле двери.
– Засунь носок себе в рот. Да, в рот. Живо!
Тот неохотно повиновался. Джим подскочил к револьверу и выхватил его из кобуры прежде, чем охранник сумел среагировать. Револьвер был заряжен.
– Отлично, – сказал Джим. – Теперь вытащи носок изо рта и приготовься мне отвечать. Но имей в виду: стоит тебе только набрать воздуху, чтобы позвать на помощь, как я всажу тебе пулю в сердце – не успеешь и мяукнуть. А теперь отвечай: где мы находимся?
– В замке, – отвечал парень, дрожа от страха.
– Где королева?
Охранник открыл рот и снова его закрыл, но невольно поднятый взгляд был красноречив.
– Здесь, наверху.
– Понятно. Где именно?
Парень крепко сжал зубы.
– Засунь носок обратно, сволочь! – прошипел Джим, и ярость, прозвучавшая в его голосе, была так страшна, что верзила моментально повиновался.
Джим со всей силой ударил его носком ботинка по голени, и из горла несчастного раздался приглушенный стон.
– Что, больно? В следующий раз я сломаю тебе палец – вот это будет действительно больно. Вытащи носок и отвечай, где она.
Чуть не плача от боли и страха, охранник вытащил носок изо рта и пробормотал:
– Там, дальше по коридору, лестница. Они на четвертом этаже, в комендантских покоях. Большая дубовая дверь.
– Какой самый быстрый выход отсюда?
– С другой стороны этого же коридора… дверь на служебную лестницу… выход через кухню. Пожалуйста…
– Нет уж, засунь носок себе обратно. И поторопись, не то я заставлю тебя его проглотить!
С мукой на сморщившейся от отвращения жирной физиономии охранник затолкал носок обратно. Конец носка свисал наружу – довольно неаппетитное зрелище.
– Теперь встань и повернись спиной.
Медленно, опасливо двигаясь, тот встал. Джим вынул из кармана моток шерсти и быстро обмотал вокруг головы охранника, чтобы он не мог выплюнуть кляп.
– Теперь заведи руки за спину.
Он стянул вместе большие пальцы обеих рук верзилы и привязал их так крепко, как мог, к водопроводной трубе, вделанной в стену. Шерсть, из которой Салли связала ему свитер, была прочной, как кунжутная веревка, – не оборвется, не растянется.
Бросив быстрый взгляд по сторонам – убедиться, что рядом с охранником нет ничего, чем бы он мог шумнуть и поднять тревогу, – Джим послал ему воздушный поцелуй, вышел с горящей лампой в левой руке и револьвером в правой.
– Шах! – воскликнула Аделаида. – Ты невнимательно играешь.
– Это потому, что в фигурах трудно разобраться. Что это – офицер? А я думала, что это пешка. Причем моя!
– Будь по-твоему, – примирительно сказала Аделаида, забирая назад ход и двигая другую фигуру. – Я нарочно хотела потянуть… А так получается мат. Хочешь еще одну партию?
Бекки встала, расправила затекшие ноги и руки. Она не могла понять, сколько сейчас времени, ей было холодно, голодно и страшно. «Пожалуй, мне сейчас намного больше пользы от Аделаидиного присутствия, чем ей от моего», – подумала она. Настало время доказать, что она тоже на что-то годится, но Бекки не имела ни малейшего представления, как это сделать.
Она взглянула на лампу, начавшую подрагивать и мигать: не пора ли подвернуть фитиль? А может быть, в ней кончался керосин?
Бекки нагнулась, чтобы проверить. Аделаида в это время собирала бумажные и матерчатые «шахматные фигуры», как вдруг их внимание привлекли какие-то странные звуки. От двери доносились шорох, царапанье, пощелкивание, скрежет. Аделаида встала, оправляя юбку.
Вдруг замок громко щелкнул, как будто повернули ключ, и дверь распахнулась.
– Джим! – воскликнула Бекки и тут же зажала себе рот руками в ответ на предупреждающий жест его пальца.
Он был небрит, грязен и весь в синяках, на лбу красовалась царапина, волосы были всклокочены. Он стоял перед ними с лампой в одной руке и с револьвером в другой, такой угрюмо-решительный и воинственный, каким она его никогда прежде не видела. Он был просто страшен.
И еще нечто странное поразило Бекки, она даже повернулась к Аделаиде, чтобы это проверить. Между Джимом и Аделаидой что-то произошло, как будто прошел какой-то электрический разряд. Он ощущался физически, как звериный запах; двое смотрели друг на друга так пристально, что Бекки на секунду забыла, где они и что с ними. Но тут Джим моргнул и, к удивлению Бекки, поклонился.
– Ваше величество, – негромко сказал он, – оденьтесь, если у вас есть что еще надеть. И следуйте за мной как можно бесшумней. Бекки, у тебя есть пистолет? Отлично. Не стреляй, пока я не скажу. Главное сейчас – тишина, поговорим после.
Они быстро накинули на себя плащи. Бекки взяла саквояжик, и, стараясь ступать на цыпочках, они вышли вслед за Джимом из комнаты, служившей им тюрьмой, в огромное и опасное пространство замка.
Двумя минутами позже капитан послал солдата в караульную с приказом привести к нему Джима. Когда посланец увидел стоящего босиком охранника, дергающегося у стены и, по всей видимости, жующего свой носок, он не мог удержаться от смеха, но хрипящие, хрюкающие звуки из заткнутого кляпом рта, выпученные глаза и мучительно напрягшиеся связанные руки вскоре оборвали смех.
– Куда он делся? – спросил солдат, вытаскивая носок из трясущегося рта охранника.
– Наверх… в комнату королевы… а потом через кухню… Эй, погоди! Что он сделал с Тротманом? Он не вернулся из камеры…
– Иди и сам проверь! Ну и охрана, черт вас возьми… не хотел бы я быть на твоем месте, когда капитан узнает! – Солдат повернулся, споткнулся о ботинки охранника и выругался. – Обуйся, олух!
И он вылетел из караульной, спеша поднять тревогу.
Бесконечные коридоры, лестницы, арки, проходы, запертые двери, зарешеченные окна; в одном месте им встретился такой громадный зал, что Джим подумал: здесь вполне можно играть в крокет. Высокие каменные колонны уходили к потолку, украшенные резными переплетенными капителями. Огромные окна, заросшие копотью и грязью, – в некоторых из
