Девушка завизжала. Вломившийся сначала поставил ее на ноги и легонько встряхнул за плечи. Потом, для окончательного приведения девушки в чувство, пару раз съездил по щекам своей бронированной пятерней. Настина голова мотнулась туда-сюда, щеки стремительно побагровели, она закрыла, наконец, рот и открыла глаза.
Перед ней стоял космонавт. Защитное стекло на округлом черном шлеме приподнялось, и он вполне дружелюбно спросил: «Ну чего орешь, дуреха? Все уже окончилось.»
Еще один сунулся было в подсобку, но за неимением свободного места развернулся прямо в дверях. На его спине крупными буквами было написано «ОМОН».
«Давно тут сидишь?» – поинтересовался первый.
«Не знаю,» – проблеяла Настя.
«Когда толпа собиралась видела?»
Девушка закивала в ответ.
«Вот и чудненько. Может в свидетели сгодишься,» – подытожил мужик. – «Тут пока побудь.»
Вопреки разумному совету Настя все же вылезла из укрытия и поняла, что в подсобке пряталась не зря. Металлическая дверь, внушающая уважение уже одним своим массивным видом и тяжестью криво висела на одной петле, прислоненная к стене. Одноногие столики словно смело в угол словно ураганом. Под ногами хрустели осколки посуды. Девушка подошла к окну и раздвинула каким-то чудом уцелевшие жалюзи.
Наверное, приблизительно так выглядело Куликово поле наутро после битвы. Все свободное пространство было усеяно обрывками одежды, соскочившими в пылу драки головными уборами, обувью и прочим неопознаваемым, хорошо затоптанным барахлом. Поломанные кусты напоминали расчески со сломанными зубьями. Голым копьем торчал ствол обломанной рябинки прямо перед окнами. Чуть поодаль лежала на крыше перевернутая легковушка. Тут и там на асфальте темнели кровавые пятна, уже оккупированные пировавшими мухами. Настя вздрогнула и отвела глаза.
Машины с мигалками перегораживали улицу со всех сторон. Вереница автобусов и автозаков цепочкой тянулась в сторону центра. Разъезжались и машины скорой помощи. Из переулка, словно стая бродячих собак на помойку мясокомбината, прорывалась к месту происшествия пресса, без труда оттесняемая широкими спинами в бронежилетах.
Ксении Шиловской там давно не было. Предприимчивая девица три часа назад вихрем промчалась по квартирам одного из близлежащих домов, скоренько договорилась за три тысячи рублей с одинокой пенсионеркой с седьмого этажа и, с относительным комфортом устроившись на ее маленьком захламленном балконе аккурат между плетеными детскими санками и коробкой с пустыми банками, сняла все произошедшее. Пенсионерка тоже торчала на балконе, горюя, что продешевила. Удачно миновав оцепление, корреспондентка и оператор уже неслись на всех парах в студию.
Кондратюк в это время трясся в машине скорой помощи. Как раз на полдороге, на углу у Центрального городского рынка, он обмяк и потерял сознание.
«Ну уж нет, ты это брось. Удумал тоже, отключиться,» – рванулся к нему Николай Петрович. – «Нина, давление.»
Его напарник Слюсаренко, Виктор Федорович Козичкин и еще десяток бедолаг были уже где-то далеко, вне досягаемости от омоновцев, полиции, начальства и даже партии. А бренные останки их перемещались в черных мешках в морг.
Скандал назревал прямо-таки чудовищный. Двенадцать жертв на нелегальном митинге! Уму непостижимо! Губернатору, наверняка, конец. Партия такого прокола с рук не спустит. Да и другие головы полетят. А главное, чего хотели протестовавшие, так никто и не понял.
***
Район будто вымер. Несмотря на духоту летнего вечера захлопнулись форточки, задернулись шторы, в темных квартирах уютно затеплились свечки. На опустевших детских площадках ветерок лениво гонял ускользнувшие из урн обертки от мороженого и прочий мусор. Бродячие собаки, обладающие отменным нюхом на неприятности, сховались на задах гаражного кооператива прямо в лопухах. Черноглазые торговцы арбузами шустро прикрыли свои лавочки по всему городу и разбежались по щелям. У них нюх на неприятности был еще более острым, выработанный десятилетиями нелегального существования. Угрожающе темнели кусты. Даже птицы перестали верещать и куда-то попрятались. Летний ветерок, и так робкий и нерешительный, окончательно струхнул от обилия мигалок, толчеи и шума и бесследно растворился в воздухе. Только вездесущие подростки шныряли вокруг оцепления до ночи, пытаясь издали рассмотреть работу следователей и экспертов. Когда они закончили, за дело принялись дворники в ярко оранжевых жилетах. Потом по улице пустили поливалки. Лунная дорожка весело побежала по мокрому асфальту среди угрюмых темных коробок многоэтажек с обеих сторон.
Погасшие экраны разряженных смартфонов поставили жизнь на паузу. В один миг оказавшись не у дел, их владельцы потерялись во времени и пространстве, словно выброшенные на берег рыбины, и потянулись от нечего делать друг к друг разговаривать разговоры.
С Настей наскоро поговорили прямо там, на ступеньках рюмочной, записали адрес и телефон и выпроводили за оцепление. Домой она пришла на ватных ногах, неся босоножки на шпильках в руке. Отмахнувшись от накинувшейся с вопросами матери, заперлась в ванной комнате и пустила холодную воду. Насквозь промокшая от пота одежда полетела на пол. Настя влезла под душ. Сначала кожу нестерпимо обожгло ледяной водой так, что она с трудом сдержала визг. Потом где-то глубоко внутри разгорелся огонь. Настя терла и терла кожу мочалкой, смывала пену и начинала сначала. И вышла из ванны раскрасневшаяся, будто побывала в парилке. Теперь у нее были силы говорить с матерью, слушать ее причитания об испортившихся продуктах и дурдоме на работе и поддакивать в ответ.
Пьяный треп, как известно, – бесценный источник информации для шпионов, предателей и профессиональных сплетников. Для обычного человека это тоже показатель. Если ты не пил с человеком – считай, что совсем его и не знаешь. Чего только не выболтаешь и не услышишь во время дружеской попойки. На стенах кухни плясали тени от огня свечи, а захмелевшая мать, пьяно щурясь, рассказывала историю своего поступления в медицинское училище (случайного и необдуманного, по сути). Надо же было куда-нибудь поступить, да и мать, Настина бабка то есть, поедом ела, бездельничать не давала. История повторялась.
«А че ты за папу замуж вышла?» – придвинулась поближе Настя, приобняв разомлевшую мать за плечи.
«Да дура была,» – бесхитростно заявила мать. – «Залетела. А то хрен бы пошла, поколбасилась бы еще на свободе.»
«Но ты меня не слушай,» – тут же махнула рукой она. – «Тебе замуж уже пора. Вот парень, что вчера заходил, он кто? Вроде ничего.»
«Ничего особенного,» – отрезала Настя, раздосадованная таким резким переходом на неё. – «Таких как он – пучок за пятачок.»
«А тебе прям особенный нужен? Обычный, нормальный никак не подойдет? Смотри, доразбрасываешься женихами. Королевична нашлась,» – свернула на привычную дорожку поучений мать. Вечер был безнадежно испорчен, словно волшебным ранним июльским утром вместо пения соловья взревел перфоратор.
Захмелевшая Настя (после такого сумасшедшего дня сам бог велел) зажгла еще одну свечу и ушла к себе в комнату. Внизу улица тонула в темноте, но
