спросить еще кое-что?
— Что хочешь спрашивай, на все ответ дам тебе.
— Ну ладно. Вот можете мне тогда объяснить, а то я не понимаю. Вот почему все люди, у которых сверхспособности эти разные есть, почему они ерундой всякой занимаются? Я в том смысле, что все ж они теперь шибко умные, сильные и так далее. Почему ж они, короче, что-нибудь полезное делать не начнут? То есть я имею в виду, не мир там спасать и с бандитами бороться, а например, я даж не знаю… Ну вот, например, в городе у нас развал полный, да? Все кому не лень об этом говорят. Почему бы же им тогда всем вместе не собраться и не устроить там уборку какую-нибудь, типа, субботника, что ли? Листву всякую там убрать, мусор и так далее. Им же и есть, типа, не надо много, и долго работать могут. Могли бы придумать, где деньги достать на ремонт всяких домов, дорог и прочее. Так даже звать никого не надо, да? Можно самим все сделать. Да и вообще, значит, много всего полезного можно сделать с такими способностями. Да? Так вы мне скажите, почему они продолжают всякой ерундой своей привычной заниматься, так еще и с ума сходят? Вон, чувак один машину летающую сделал на персиковом соке, или вон, мужики с утра пораньше в фонтане дрались. Да и все они че-нибудь такое же творят. Что им делать больше нечего? Вы мне объясните, пожалуйста, а то я не понимаю, — закончил я это говорить и вздохнул. Накипело что-то у меня. Я аж сам себе удивился. Никогда таких длинных речей не выдавал.
Он же все это время, как я там распинался, сидел такой довольный прям, улыбался всё и кивал, как будто понимает меня.
«Ну, щас, — думаю — он мне все скажет, как надо. По полочкам, так сказать, разложит».
Мудрец этот, значит, губешками своими сначала зашамкал, а потом сказал:
— Маленький еще ты, не так просто все, как ты думаешь.
И замолчал. Я на него глазенки вылупил, жду продолжения, а он на меня тож вылупился и все тут. Молчит, как рыба.
— Если все не так просто, так может объясните мне, — опять я не вытерпел.
— Объяснять не буду ничего, — говорит он. — Поймешь со временем сам ты.
И все, конец. «Вот воду-то как мутит старикан этот, — сказал я себе. — Пойду-ка я отсюда, а то ничего путного от этого сверхрмудреца не добьешься».
— Ладно, — говорю. — Спасибо вам, я пойду.
— Да, хорошо, — говорит он, встает и руку мне подает. — Любовь найди ты, и оки-доки все будет.
«Оки-доки! Вот это мудрец!»
— Ага, — говорю я ему и пожимаю руку. А он че-т так сжал ее, что аж костяшки мои хрустнули. — До свидания.
Правда, мне очень хотелось сказать: «Прощайте», — и никогда эту ухмылочку самодовольную больше не увидеть.
— Удачи, да прибудет с тобой мудрость, — вот че сморозил. Прикиньте?
Короче, проводил он меня и пошел, наверное, делами своими сверхмудрыми заниматься.
Выхожу я от него, а эти шмакадявки мои отлетают от двери, как шматок грязи от ботинка.
— Че вы тут делаете? — спрашиваю я их и иду поскорее, да подальше, от этого мудреца недоделанного.
— Мы только пришли, — говорит Лешка. — Волноваться начали, что тебя так долго нет.
Вижу же по их лицам, что он врет, как дышит.
— Мг, конечно. И что вы слышали?
— Всё! — сразу сдается с потрохами Настя.
— И про любовь тоже?
— Да.
— А что, эта правда, что только любовь тебя спасет? — спрашивает Лешка.
— А кто его знает, этого старика. Вроде, серьезно говорил.
— И что мы будем делать? — спрашивает Настя.
— Мы? Чей-то вдруг мы?
— Потому что мы одна команда! — говорит Настя таким, ну очень уж возвышенным тоном.
— Да, — подпердывает опять Лешка. — Мы тебя спасем.
«Да уж, — думаю, — точно откинусь с такой командой». Но на самом деле мне как-то даж приятно стало, что кому-то не все равно. Так вот, в общем, и сформировалась наша «Обычная команда».
Глава 12. Бедная Соня.
Вышли мы, значит, из этого непонятно сколько звездочного отеля и направились на вокзал. Рыболовец этот был таким же не нужным никому городишком, как и наш. Даже люди здесь такими же были. Также занимались всякой нездоровой ерундой.
От отеля до вокзала было метров двести, не больше. Да и вокзал сам представлял собой что-то, типа, одной автобусной остановки. Ни автобусов, ни людей там не было, токо какая-то девчина сидела на остановке и рыдала вовсю. Я уже хотел пойти попытать счастья на жд вокзале, но эта мелкая начала меня тягать за куртку и показывать головешкой своей на девчину эту, мол, подойти надо.
— Надо помочь, — говорит она мне.
— Да не хочу я, че я буду в чужие проблемы лезть? Своих и так хватает.
— Нельзя так, — говорит она своим писклявым и раздражающим голоском, — может ей плохо.
«Естественно, плохо, рыдает вон, как корова», — думаю.
А эта уже в спину меня пихает. Я, короче, посмотрел на Леху, надеясь найти у него какую-нибудь поддержку, а он, значит, сделал вид, что, типа, непричем здесь. Типа, моя хата с краю.
— Пошли, — говорит Настя.
— А че сама не пойдешь?
— Боюсь.
— А меня че тащишь тогда? Я че тебе герой, что ли?
— Ты старше нас.
— Ну и че? Че я сделаю? У меня даже платка нет, чтоб дать ей.
— Вот, держи, — влез неожиданно Леха этот, гаденыш ботанический.
Стоит он, короче, и протягивает мне свой платок сопливый.
— Ну и засранец же ты, Леха, — сказал я и почему-то усмехнулся. Развеселила меня эта сцена дурацкая.
Ну и взял я у него этот платок задрипанный, и мы пошли к девахе этой.
Подходим мы к ней, а она не обращает даж внимания на нас. Сидит себе и рыдает. Знаете, бывет иногда так, когда кто-нибудь рядом ревет и тебе тож как-то грустно становится, что аж рыдать самому охота. И вот в этот раз че-то со мной такое и получалось. Я еще посмотрел на моих шмакодявок. Настя там уже сама чуть ли не рыдала, а Леха вот-вот и начнет. «Ладно, — думаю, — пора прекращать это, а то щас все здесь разрыдаемся».
— Извините, девушка, — говорю я этой девчине рыдающей.
Ноль реакции.
— Девушка, что с вами? — я уж наклонился, и чуть ли не в ухо ей заорал, и платок протянул.
Она подняла голову, посмотрела на меня, гримасу ещё такую страшную скорчила, как будто кошачьи саки нюхает, и говорит:
— Парень меня бросил.
Сказала она это и выхватила у меня платок прям из
