быть погребенным под этой грудью, Бекки. Пусть мое надгробие будет таким!
Лавчайлд потянулась к Бену, припала губами к его губам, сдвинула свой рот выше, так что шея ее напряглась, пока не смогла поцеловать глаз парня… и тут же – вылизать его с рычанием, как будто готовясь вырвать и пожрать. Бен грубо ее оттолкнул и наотмашь ударил по лицу. Щеку обдало огнем, но не болью.
– Ох, щекотно. Да, ты запомнил мои слова, – захохотала Ребекка, призывно выпячивая грудь. О, она пыталась показать, что хочет боли, жаждет, чтобы он ударил ее, взял нож или бритву и провел ею между грудями, под ними, по внутренней стороне бедер – так, чтобы в первые секунды она не почувствовала ничего, а потом раны раскрылись, распахнулись алым цветком, распространяя страдание. Точно круги на воде от брошенного камня. Она жаждала его насилия. Чтобы он укусил ее за язык, губы, соски, чтобы он кончил ей в рот так, что сперма полилась бы из носа.
– Бекки, – хрипло пробормотал Бен, и Лавчайлд передернуло от желания и омерзения одновременно. От собственных мыслей ее вдруг затошнило. В их животный запах, слившийся из двух в один, вдруг ворвался едва заметный больничный душок из лаборатории.
В следующую минуту Бен протянул руку, схватил девушку за волосы и грубо бросил на пол, не заботясь о том, ушиблась она или нет, сцапал за щиколотку и дернул ее на себя. Лавчайлд заскулила – она ударилась головой, так что круги перед глазами прошли лишь через несколько секунд, и плечом, отчего правая ее рука отнялась. Она вновь почувствовала себя униженной и беззащитной, как всегда рядом с Беном. Составленный план уже казался ей жалким наивным бредом. Но шанс избежать надругательства уже миновал.
Бен грубо содрал с нее туфлю, порвав перемычку, а вместе с тем и чулок. Взял в рот ее палец, медленно облизал и тут же хищно укусил. Кровь полилась по ноге Лавчайлд, девушка не смогла сдержаться и закричала в исступлении. Это было чертовски больно!
– Я не это имела в виду!
Бен не слышал. Оставил в покое надкушенную ногу, так что та безвольно упала ему на сгиб руки, пульсируя болью, и склонился над Лавчайлд. Грубо содрал с нее трусики и рванул ворот платья, так что пуговицы брызнули в разные стороны. И начал прилаживаться, как кот к кошке. Почти плача, Лавчайлд извернулась и пнула его в лицо пяткой целой ноги – сильно, так что из носа у Бена тут же полилась кровь. Но он даже не обратил внимания. Только когда тяжело вздохнул и подавился, кое-как вытер алую жижу под носом. Но кровь продолжила литься, окрашивая в красный его подбородок.
– Будь душкой, Бекки, – каждое слово вырывалось наружу с бульканьем, кровь пузырилась на губах мужчины, – ты же обещала сделать одолжение миз Брук и Аманде. Или я сделаю тебе так больно, что тебе не понравится.
Когда он склонился над пленницей и начал ее трахать, капли падали ей на грудь и лицо.
Потом он поделился с ней сигаретой и они так и сидели на полу, окровавленные, неловко подвернувшие под себя ноги, ссутулившиеся. Лавчайлд ощущала в голове удивительную легкость и полное отсутствие мыслей. Благословенное, подумала она и улыбнулась. Это слово гулко разнеслось по ее сознанию и исчезло, оставив после себя все тот же вакуум.
Бен затушил сигарету о доски пола и поднялся.
Он протянул руку, чтобы помочь подняться девушке, но она не приняла ее. Попробовала стянуть лишившееся пуговиц платье на груди, но не смогла. Ткань выскальзывала из негнущихся пальцев. Лавчайлд запрокинула голову и засмеялась так громко и отчаянно, пронзительным звуком, который не издавала с самой начальной школы. Она вспомнила, как мечтала о тихой жизни с Гарольдом Янгом, в большом доме, с йоркширским терьером, парой ребятишек и нежным, чувственным сексом раз в неделю. А вместо этого теперь она трахается в какой-то грязной дыре с извращенцем, у которого встает на кровь и мочу.
Бен проводил ее, хромающую, в камеру, но вышел не сразу. Он бережно опустил девушку на кровать и подождал, когда она перестанет рыдать.
– Ну-ну, не надо плакать, – ласково прошептал мужчина, присаживаясь рядом с Ребеккой на жесткую кровать. – Ты такая красивая…
Грубые пальцы Бена скользнули по рассаженной губе девушки, растравляя боль. Лавчайлд почувствовала, что растревоженная ранка снова закровоточила.
– Очень красивая, – мужчина облизнулся и встал. Лавчайлд прочитала по его губам: «тебе к лицу быть избитой» и отвернулась в смятении. Бен неслышно вышел. В воздухе каморки завис удушающий призрачный запах его довольства.
Вот дама. Взглянешь – добродетель, лед,
Сказать двусмысленности не позволит.
И так все женщины наперечет:
Наполовину – как бы божьи твари,
Наполовину же – потемки, ад,
Кентавры, серный пламень преисподней,
Ожоги, немощь, пагуба, конец!
Уильям Шекспир, «Король Лир»
Впервые в жизни Лавчайлд чувствовала себя оскверненной. Секс всегда был для нее только работой, она отдавалась омерзительным мужчинам – некрасивым, старым, глупым и подлым. И Квинну. Но Бен казался ей мерзким. От воспоминаний о сексе с ним Лавчайлд мутило. Словно ее, как японскую мультяшку, трахнул инопланетный осьминог.
Ничего страшного, уговаривала она себя, твое тело – только инструмент. Так воспользуйся им, как следует. Сделай вид, что влюблена в Бена, что готова ради него на все… На все.
А ноющий палец на ноге отвечал ей: а ты сможешь ли?
И разум подсказывал, что не стоит спешить, лучше выждать еще немного, дождаться, пока план дозреет в мозгу, устранятся все риски провала. Но Лавчайлд не была уверена, что выдержит еще хотя бы неделю. Ночами, когда в темноте ее не могли видеть, она садилась на постели и тряслась в ужасе, успокаиваясь только тогда, когда ее ладонь касалась спрятанных под подушкой таблеток обезболивающего.
Ее билет на волю. Крохи надежды.
«Я еще молода, но уже не так свежа, как хотелось бы, и заточение без света меня лучше не сделало. А вода даст мне эту иллюзию.»
Бен сел на корточки у бортика и впился глазами в рассекающую водную гладь фигурку. Лавчайлд рассчитывала именно на это. У нее во рту таяли, смешиваясь со слюной, таблетки обезболивающего, запах тела растворялся в воде. Если пройдет достаточное количество времени, она знала, весь бассейн станет пахнуть, как она. Мощная ловушка. Конечно, ни один план не мог быть идеальным, но стоило попробовать.
Лавчайлд вынырнула из голубой глади и замерла у бортика, забросив на него локоть. Она молчала, но
