хуже, переметаются к большевикам. Вот ты, Феликс, что тебе в нашей старой партии не сиделось?
– А ты как будто бы не в курсе, что они поддержали Пилсудского. – сказал я.
– Не-е-ет, это ты не в курсе, что поддержали тирана правые в нашей партии. А вот "Левица" откололась. Хотя, если быть честной, то лучше уж с нашим Пилсудским, чем с этой правацкой антипольской и антинародной контрой.
– Слушай, Мария, мы, конечно, рады устроить политические дебаты с тобой, но давай сейчас без этого вот всего. Мы тут по делу, —произнёс Йозеф.
– Я тоже тут по делу. И скажу, что именно из-за того, что мы безмолвствуем и не готовы спорить по вопросам настоящей левой революции, в нашей стране и побеждают партийные автократы навроде картавого...
– Ладно-ладно, Мария, мы поняли... А теперь дай нам секунду. – Йозеф резко наклонился ко мне и шёпотом на ухо сказал: – Наш клиент за самым близким к сцене столиком. Волк с изрезанными шрамами лицом в компании какой-то кошечки. Иди, попробуй привлечь их внимание, а я пока разберусь с нашей говорливой проблемой.
Я встал, извинился перед старой знакомой и уже хотел было направиться к сцене, как Йозеф сказал мне в след:
– И всеми богами тебя заклинаю! Не читай свои стихи!
Затем Мария продолжила что-то увлечённо и яростно доказывать своему визави, а я отправился к своей цели. Постояв на расстоянии нескольких шагов от деловито воркующей парочки и посмотрев пытливо на волка, то и дело, поглядывающего на карманные часы с царским гербом, я решил, что подходить просто так будет как-то неловко. А потому я практически сразу решился на то, что мой товарищ только что мне делать запретил.
Подойдя к готовившемуся к выступлению аккордеонисту, я сунул тому шестидесятирублёвый совзнак и сказал:
– Пропустишь меня, браток? Хочется выступить для друга.
– А чего бы не пропустить? – кивнул тот, сунув купюру в карман своего смешного сюртука.
И я вышел на небольшой помост. И я деловито вскинул руку, призывая публику к вниманию. Зал, ожидавший, видимо, музыки, а не лирики, несколько удивлённо таращил на меня добрую сотню глаз.
– Этот стих я хотел бы посвятить своему лучшему другу, Йозефу. Сейчас я его вам зачитаю.
И я завёл:
"Мой товарищ! Мой милый друг Йозеф!
Я едва подбираю слова,
Чтоб сказать, что так гложет меня,
Прорастая в мозге, как роза!
Нас так много носила земля
От Сибири трескучих морозов,
До жары, что по лету Москва,
Обрушает на головы росов.
И мы многое видели оба:
Как сидит на нас царская роба,
Как снимают ошейник раба
И как целят-стреляют царя.
И ты груб от видений тех трудных,
И ты снова сделаешь коня,
Чтоб под строем тех всадников судных,
Кровью мылась планета Земля.
Я на это смотрю и так мило,
Происходит людская возня,
Под копытами той новой силы,
Что являем теперь ты и я."
Зал молчал, когда я закончил. Я пробубнил что-то вроде: "Спасибо за ваше внимание". И слез с помоста. Тут же, волк жестом подозвал меня к себе и пригласил присесть напротив. Я послушно приземлился на жёсткую скамейку. Воркующая парочка на секунду остановилась, и волк сказал:
– Славно, даже очень славно.
– Спасибо, я долго сочинял...
– Нет-нет, я не про стихи. Мне не интересна поэзия и всякое такое. А вот выглядишь ты славно. Подошёл бы, как живая декорация в одно из моих заведений. Меня такие работники всегда интересуют.
– Какие "такие работники"? – я старался играть не слишком уж доверчивого работника.
– Ну те, которые могут что-то лепетать, пока серьёзные дяди топят последние нейроны в чём-нибудь ядрёном.
– Так вы, вроде как злостный нарушитель "Сухого закона"?
– А ты что, парень, агент ЧК, чтобы такое спрашивать? Знаешь, я больше предпочитаю термин янки: "бутлегер". Он звучит как-то даже благородно. Кроме того, я также владелец нескольких частных м-м-м... назовём это подпольными ресторанами.
– Подпольными? Значит всё-таки работа незаконная...
– Конечно незаконная! – Морозов будто бы оскорбился моим предположением, – Но ты же не маленький мальчик, должен понимать, что пока чекисты бегают за остатками колчаковского правительства и всюровцами, мы можем делать что угодно даже здесь, в сердце их страны. Кроме того, это очень даже благородно: помогать угнетённым большевистской заразой скорбеть по славе былой страны... К слову, раз уж я об этом заикнулся... Могу я узнать сколько тебе лет? Это важно для твоей будущей работы. Двадцать то хотя бы есть? – он пристально прищурился, вглядываясь в моё лицо.
– Тридцать. Я девяностого года.
– Да ладно?! Выглядишь раза в два младше!
– Ростом просто не вышел... – я отвёл взгляд.
– Ха! Так даже лучше. Клиентам нравятся те, кто тише воды, ниже травы! Давай, соглашайся поработать на меня. Я буду много тебе платить, плюс ещё чаевые и прочие поступления...
Не успел я согласиться, как из-за моей спины внезапно послышался голос Марии:
– Феликс, Феликс, Феликс... Ты сегодня решил удивить меня знакомством со всеми моими старыми соратниками?
Девушка бесцеремонно села рядом.
– О, нет, меня вообще-то тут на работу внезапно принимают... – сказал я.
– Правда? – девушка удивлённо посмотрела на волка, – Ты решил, что Феликс будет
