Ознакомительная версия.
– Не вариант.
Хотелось добавить: Радмилка же с тебя, идиота, денег не взяла. Разве я должна оказаться глупее?
– Почему?
Вот и я думаю: почему?
– Ты же не хочешь с ней объясняться.
– Я заплачу.
Тупоголовый упрямец! Можно подумать, всё так просто. Знал бы ты, родимый, какие далеко идущие планы строит в отношении тебя Лучезара! Разубеждать мечтающую истеричку?! Нет такой позиции в перечне моих услуг.
– Ни в коем случае. Вы уж как-нибудь сами.
– Послушай… Тебя как зовут, кстати?
Совсем некстати.
– Добряна, – нехотя представилась я.
– Послушай, Добряна…
Я не успела узнать, к каким чувствам собрался воззвать Гуляев. Надеялся ли он найти у меня понимание. Дверь распахнулась. В комнату вбежала сияющая Лучезара.
На несколько мгновений возникла немая сцена. Верещагина смотрела на нас, мы – на неё. Тут улыбка начала медленно сползать с лица Чародейки. Ума не приложу, что она себе надумала, но, не задавая лишних вопросов, сразу принялась орать на меня:
– Ты!.. Да я!.. Я тебе верила! А ты!..
Вскоре я обнаружила, что стою в зоне боевых действий одна. Славомир постыдно ретировался. Хотя на него не сыпались булыжники беспочвенных обвинений.
– Не сходи с ума, – попыталась вставить я и тут же узнала, что она-то думала, а я-то на самом деле оказалась, и так далее и тому подобное. У них бы с Гуляевым, видите ли, всё бы давно получилось, если б я между ними не стояла.
– Лучезара, – выдохнула я, – ты – чокнутая.
Этого говорить не следовало. Она совсем раскраснелась от гнева. И начала снова осыпать меня ругательствами. Но тут я плохо стала различать слова. Перед глазами поплыло, в ушах зазвенело. Почудился странный запах. Затем будто белое непрозрачное облако заполнило комнату и окутало меня со всех сторон. На некоторое время я перестала что-либо ощущать. А когда вернулась из краткого забытья и открыла глаза (с чего я их закрыла вообще?), то увидела, что осталась в одиночестве. Чародейка ушла. Тёмных следов от срикошетивших ложек на потолке и стенах не прибавилось. Вдруг накатила страшная усталость, вслед за ней – резкая головная боль, я даже покачнулась. Отступила, села на кровать и обхватила голову руками.
Минута прошла или час. В комнату влетела взбудораженная Радмилка.
– Что произошло? Э, Вьюжина, ты живая?
– Не очень, – пасмурно ответила я. – Почему спрашиваешь? Похоже, что уже нет?
– Похоже, – кивнула Радмилка. – Белая-белая. Лучезара в день знакомства цветнее была.
– Дай водички, – попросила я, и Радмилка потянулась за бутылкой минералки, стоявшей на столе.
– Рассказывай, что она тут натворила.
Я отхлебнула из горлышка и поёжилась. Неожиданно стало очень холодно. Потом произнесла то, что меня саму испугало:
– Подозреваю, она меня шибанула.
– О-о-ох! Я этого сразу боялась! Но может, ты зря ещё… может, нет… просто она ведь… Слышала бы ты, как она на Славомира кричала!
– На Славомира?
Радмилке не терпелось всё выложить. Мне стало немного обидно от того, что она даже слегка торжествовала, так как давно утверждала, мол, от Лучезары хорошего не жди. И теперь предсказание сбылось.
– Мы с ней вышли на улицу, встретились с нашими журналоведками. Зорицей и… как её, вторую-то?.. Обсудили всякую ерундовину. Они сейчас, представляешь, ходят, людей опрашивают по поводу Забытых! Мнения выслушивают о дружбе народов. Корябать в своих записульках что-то надо. Какое это имеет отношение к моде и красоте?
– Дальше, – потребовала я, внутренне негодуя, что моё самочувствие интересует Радмилку куда меньше сплетен, но не имея сил это высказать. Снова отпила из бутылки. Голова болела всё сильней и немного кружилась.
– А потом Лучезара обнаружила, что оставила дома кошелёк и решила вернуться. Мы с девчонками вошли внутрь общаги, стоять же на улице холодно. Продолжили трепать языками. Поговорили об очередном конкурсе «Краса ВГА». Скоро уже, год заканчивается…
– Дальше.
– Видим, по лестнице спускается Славомир. Чего по лестнице? Лифт работает. Он явно торопился. Я ещё подумала: наверное, с Лучезарой столкнулся. Его остановила вахтёрша и давай что-то талдычить. Бедняжка уйти не успел, – в голосе Радмилки отчётливо звучал сарказм, – подлетает наша Верещагина и принимается вопить на весь белый свет о том, что он сразу должен был сказать ей всю правду про него и тебя. Ну, когда твоё имя прозвучало, я решила, что пора сматываться, а то и до меня доберётся. Мне зачем эти проблемы? И заодно подумала узнать, как ты тут?
Я через силу кивнула. Радмилка продолжила:
– Зорица происходящее снимала. Охотница за сенсацией! Я на один пролёт поднялась, чтобы Лучезара, спасите боги, не заметила, и слушаю, что будет дальше. Как она со Славомиром поступит. Лучше же один раз увидеть, чем потом в разных трактовках выслушивать.
Получается, она не слишком торопилась узнать, как я тут.
– Славомир пытается ей что-то сказать, надо же от дуры отмахаться. А она ему так громко: замолчи! Молчи, я сказала! Скажешь слово – окаменеешь до колен, скажешь два – до пояса! А три – весь окажешься каменным! Прям сказка! Знаменитая формула. Потом она выбежала и ещё на улице заходилась как оглашенная. Ну, я сюда пошла. Зорица напишет обо всём.
– Радмила, мне плохо, – выдавила я. Мысли начали мешаться. В теле поселились неприятные ощущения.
– Ух ты! Мамочки! – Барышникова вскочила и выбежала в коридор. Вскоре вернулась со Златкой. Та присела со мной рядом, заглянула в каждый глаз, оттянув веко, потрогала лоб.
– У тебя жар. Голова не кружится? Не тошнит?
– Тошнит.
– Лучезара могла от души приложить. Сама говорила. Надо ЧЛП вызывать.
«Чародейная лекарская помощь». Вы-то мне сейчас и нужны.
– Вызывай, – взмолилась я, чувствуя не столько дурноту, сколько страх.
Девчонки исчезли. Меня охватила слабость. Перед глазами потемнело.
Кружевная переписка
Лютень, 6. 11199 год.
Добрыня: Наговорились?
Весна: Да если бы. Скажи, там девушек много?
Добрыня: Вы почти полчаса языками чесали.
Весна: Не подслушивай.
Добрыня: Мы в одной комнате живём.
Весна: Так девушек много?
Добрыня: Это столица. Здесь всего много. Что-то раньше ты не изводила себя ревностью.
Весна: Раньше… сама не знаю.
Добрыня: Как дома?
Весна: Отец и К. на охоте. Со вчерашнего дня. Большой заказ поступил. К. всё ещё со мной словом не перемолвился. Прямо жутко бесится, что совет старейшин решил отправить в столицу тебя, а не его. Он же весь из себя старший брат. Думает, что имеет преимущество. И всё в том же духе. Надоел. Всех измучил.
Добрыня: Я так и думал. Мог бы мне высказать.
Весна: Да ну его.
Добрыня: Как младшие?
Весна: Как всегда. Истома опять лежит. Ты купил лекарства?
Добрыня: Отправил ещё седмицу назад.
Весна: Там правда дешевле?
Добрыня: Лучше не спрашивай. Расстроишься.
Весна: Следовало ожидать. И можешь считать меня истеричкой, но напомни Сивогривову, если он вдруг забудет, – пусть только попробует смотреть на девок. Узнаю – заклюю. И пусть волк из него многопудовый – в воздухе он меня не достанет. А я его – запросто. Пусть не забывает, что в нашей семье все орлы – птицы боевые.
Добрыня: Уже считаю тебя истеричкой.
Весна: Сама не ожидала. Мы же не расставались никогда. А тут почти полмесяца.
Добрыня: Я иногда думаю: если вы поженитесь, кем родятся ваши дети?
Весна: Ты о чём? Знаешь ведь, в нас природа сильная. Все, кто с нашей семьёй роднятся, порождают орлят.
Добрыня: Беда в том, что мы ничего не знаем о семье твоего избранника.
Весна: Я вот сейчас недоверчиво фыркаю.
Добрыня: Он тоже. Говорит, его генетика твою перегенетит.
Весна: Ну-ну…
…Низкорослый пухлощёкий лекарь закончил свои объяснения и внимательно посмотрел на меня.
– То есть как – нижняя половина козья?
Услышанное в моей голове не укладывалось. Тем более что утром, когда я пришла в себя, то смогла подняться и выйти из палаты в коридор лечебницы. И моя нижняя половина находилась при мне. Вся, до последней клеточки. Именно моя, а не чужая.
– Так. Насколько мы поняли, заклинание будет действовать только в тёмное время суток. Днём вы сможете вести обычную жизнь. Ходить на учёбу. Встречаться с друзьями.
– А ночью?
– Ночью? – лекарь слегка замялся. – Ну что ночью? Ночью нужно спать.
– Я работаю ночью, – я почувствовала прилив сил, вполне годных для скандала. – В харчевне. Подносы ношу.
Ознакомительная версия.
