Он изначально считал затею провальной. Тащить завернутую в покрывало девчонку по району? Пешком? Средь бела дня? Самоубийство. Отчасти потому он и держался подальше от обезумевшего Сурена и туповатого Ахмата. Если запахнет жареным, успеет смыться или сделать вид, что он не с ними. Дядя этого влюбленного придурка такой глупости не допустил бы. Но он ушел улаживать дела (пешком, ни одна из машин так и не завелась), а все телефоны давно сдохли. Руслан разрывался между желанием дать деру и чувством долга. Друзей бросать нельзя.
Девчонка, спеленатая, словно сосиска в тесте, поначалу отчаянно брыкалась. Слава Аллаху, кляп во рту не давал ей орать. Но в какой-то момент сопротивляться почти перестала. И этот факт Руслана беспокоил. Как бы не задохнулась. Вот тогда точно проблем не оберешься.
Пробежавшая было мимо процессии стайка девчонок лет десяти остановилась позади, разинув рты, и шумно зашепталась. Старая карга, бредущая по тротуару с напоминающей мочалку собачкой, увидев свисающие голые девичьи ноги, перекрестилась и тихонько забурчала: «Ох, что же это такое на белом свете делается? Понаехали тут и свои дикие порядки устанавливают.» Суть происходящего бабка уловила верно. Настя, видимо услыхавшая все-таки ее голос, вдруг резко и сильно взбрыкнула ногами, задергалась и замычала. Бабкина рука заходила быстрее, словно игла швейной машинки. Связываться с «чеченами», как именовала она всех представителей кавказских народностей, на русский взгляд неразличимых вовсе, старуха не собиралась. Но отчего бы не пойти следом и не поглядеть куда они волокут девку?
Толпа любопытствующих, к которой присоединился и Васька, прибывала в каждом дворе. И чем больше росла, тем смелее становилась. Вскоре из нее раздались гневные крики. Они становились все громче и громче. И даже до поутихшего в своем сумасбродстве Сурена стало доходить, что дело – швах. Только Ахмад с невозмутимостью трамвая продолжал идти.
«Брат,» – дернул его за свободную руку Сурен. – «Ахмад, брат. Бросай ее. Ноги уносить надо.» Руслана не было видно уже давно. Недоуменно оглянувшись, недалекий амбал скатил девушку с плеча прямо на землю, отчего толпа возмущенно охнула, и пошагал за Суреном, шустро юркнувшем за угол. Настя, из которой от удара о землю вылетел дух, а заодно и кляп, заорала благим матом. Налетевшие доброхоты раскрутили покрывало и увидели совершенно очумевшую девушку, перепачканную потекшей тушью и в одной босоножке.
Сватовство Сурена на кавказский манер снова не удалось.
Свалка мусора – верный признак развитой человеческой цивилизации. Кто бы спорил. Мусорные контейнеры в каждом дворе – это быстро, просто, удобно. Но только в том случае, если мусор из них вывозят регулярно и бесперебойно. А вот этого последние три дня, по-летнему жарких, что немаловажно, как раз и не происходило.
Петр Альбертович Громов – военный пенсионер и ревнитель порядка во всем был обеспокоен не на шутку. Воняло. Воняло везде: в квартире, в подъезде, на улице. Аромат притягивал полчища жирных мух со скользкими спинками, наглых, бесцеремонных крыс, разомлевших на дневной жаре кошек. И даже порядочные домашние собаки робко тянули хозяйские поводки в сторону помоек.
С тех пор, как Петр Альбертович вышел в отставку, его раздражало вокруг все: расхлябанные юнцы с болтающимися шнурками кроссовок, разноцветными носками с дурашливыми рисунками и в коротких джинсах, оставляющих голыми щиколотки даже зимой (мода, видите ли, у них такая); девицы, круглосуточно торчащие в своих гаджетах; телевизор, где с трудом можно было найти передачу без голых грудей и трясущихся задниц. Раздражал его городской транспорт, ходивший как бог на душу положит безо всякого расписания. И местный почтальон – сухонькая язвительная женщина, доставляющая почту нерегулярно и неаккуратно и отбривавшая недовольных ставшей уже классикой с советских времен фразой «Вас много, я одна».
Порядка не было ни в чем. И полковник по мере сил старался его наводить. Все равно заняться было больше нечем. Супруга Петра Альбертовича, безропотно промотавшаяся с ним по гарнизонам полжизни через полгода после его выхода в отставку неожиданно потребовала развода. Привыкшая к постоянному мужниному отсутствию дома, когда весь его командирский пыл находил выход на службе, супруга оказалась совершенно измучена постоянными мелочными придирками. То яйца были недожарены, то зеркало в ванной комнате забрызгано, то банки для варенья недостаточно простерилизованы, то картошка в ведре под раковиной залежалась и проросла. Непорядок. Так совершенно неожиданно для себя на старости лет Петр Альбертович оказался один и никому не нужен. Теперь он мог жарить яйца, протирать зеркала и перебирать картошку, когда и как ему заблагорассудится. Дома у него теперь царил идеальный порядок, а в душе – полная растерянность и непривычная пустота.
По примеру многих одиноких людей он решил завести собаку. Решение оказалось идеальным. Щенок овчарки (разумеется овчарки, кого же еще?), получивший кличку Амур, воспитанию поддавался легко и охотно, глядя влажными карими глазами на растроганного полковника, словно на божество. Не считая вполне позволительный в детском возрасте шалостей, Амур был послушен и исполнителен, вопросов не задавал, приказов не обсуждал, не пререкался и не перечил. В общем, идеальный солдат.
Авторитет Петра Альбертовича среди соседок пенсионного и предпенсионного возраста был непререкаем, как у наевшегося мухоморами шамана в племени первобытных людей. В случае чрезвычайных происшествий, как-то спящий на лавочке у подъезда алкаш или гогочущая и плюющаяся семечками на лестнице компания подростков, они без раздумий устремлялись к нему за помощью.
Неизвестно, что производило большее впечатление на нарушителей порядка: военная выправка соседа, его командирский голос или все-таки сидящий у ног внушительный размеров пес. Главным был результат – тихонько, сквозь зубы матерящиеся подростки расходились, алкаш плелся домой на дрожащих ногах, соседки, преисполненные благодарности, угощали заступника самодельными пирожками и баночками с вареньем. Поэтому обнаружив у входной двери пузатую стеклянную бутылочку с самодельной пробкой полковник ничуть не удивился. В бутылке, в рубиновой жидкости, оседая на дно плавали ягоды малины и красной смородины. Холодный морс (или компот, все едино) был очень кстати, и половину бутыли Петр Альбертович осушил залпом.
***
Следующее утро началось с вони. Впрочем, она и не кончалась, заставляя спать в духоте при закрытых окнах. В который уже раз пожалел Петр Альбертович, что не имеет никаких рычагов управления царящим в городе хаосом. Хотя, почему же совсем не имеет? Активные общественники из числа неравнодушных граждан во все времена имели возможность попортить немало крови начальникам всех мастей. Всевозможные кляузы, жалобы и обращения в средства массовой информации – надежное оружие ревнителя общественного порядка.
Умывшись холодной водой и прицепив поводок к ошейнику уже ожидающего в дверях Амура, он
