рук. Да как сморканется, да так смачно, что аж противно че-т стало.
«Нашла из-за чего так расстраиваться», — думаю.
— А почему вы здесь сидите? — спрашивает у нее Настя.
Она на Настю смотрит, хлопает глазенками своими опухшими и всхлипывает.
— Хотела, — говорит, — уехать, куда глаза глядят.
Настя подошла к ней с грустным таким и жалостливым лицом и наглаживать её по плечу стала, а та типа, даж успокоилась и попыталась улыбку изобразить, но это у нее не получилось.
— А что он бросил-то тебя? — спрашиваю я. Интересно же, че она так сокрушается.
— Обычная я, — говорит и опять сморкается, — вот и бросил.
«Да уж, — думаю, — специально-то и не придумаешь. Шли, шли и обычную нашли. Но её парень, конечно, редкостный осел».
— А еще, — всхлипнула она, — он сказал, что у меня нос большой.
Что правда, то правда, шнопак у нее был, что надо. Но сама она, стоит сказать, была ничего такая.
— Мы тоже обычные, — вдруг Лешка, как всегда не вовремя, решил свое веское словцо вставить.
Девчина эта чуть ли не просияла там, когда услыхала это. Всхлипывать даже почти перестала.
— Да?! А я-то думала, что я одна такая, — сказала она и Настю обняла.
Я уж офигел опять.
— Меня Соней зовут.
— А я — Настя, это — Леша, а это наш главарь — Женя! — протороторила мелкая, как будто заучила эту фразу наизусть.
«Главарь», прикиньте, да. Вот загнула.
— А что у вас команда какая-то?
— Да, — говорит Леша, — так и называется: «Обычная команда».
Соня аж засмеялась и говорит:
— А мне можно в вашу «Обычную команду»?
— А сколько вам лет? — спросил я.
— Двадцать четыре.
— Не. В нашей команде только дети, — говорю, — до 18 лет. Взрослых не принимаем.
«Буду еще, — думаю, — поучения от нее слушать какие-нибудь. Хоть и молодуха, а кто ее знает, кем она себя там мнит. Начнет меня учить уму разуму, мне это больно надо прям».
— Пожалуйста, — говорит она жалобно так и, главное, смотрит на мелкую. Нашла она слабое звено в нашей, так называемой, команде. — Я буду паинькой, честное слово.
Настя посмотрела на меня своими округлыми, полными слез глазищами и говорит жалобно:
— Пожалуйста, Женя, давай Сонечку возьмем.
Ну что ж? Я сдался, хотя и эта «Сонечка» по поведению не шибко-то на взрослую походила. Скорее на взрослого такого ребенка. Ну а че? Сидела, ревела посреди дня, непонятно где. Рассказала про свои проблемы первым встречным, да еще и просит принять ее в какую-то вымышленную команду. Ну и чё? Взрослой ее, что ль, после этого называть?
В итоге приняли мы ее в свою команду, скрепив это рукопожатием. Настя вообще хотела, что б мы еще на грабли свои поплевали. Сказала, типа, так ковбои делают. Мы с Лешей ее отговорили. С трудом большим, правда.
Ну и, короче, чтобы как-то отметить это очередное пополнение в наших рядах, мы пошли в ближайшие кафе под оригинальным названием «Кафе». На самом же деле, нам просто жрать уже хотелось.
Народу в этом кафе было раз, два и обчелся. Сели мы, значит, за стол, а мелкие сразу подоставали из своих рюкзаков еду всякую. Блины какие-то в контейнерах, колбасу, сыр, сок, хлеб, печенье, картошку с мясом и еще че-то. И, главное, говорят: «Давайте с нами, а то мы все не съедим».
— Че вы делаете? Со своим же нельзя, — говорю им. — Щас нас выгонят.
Тут, значит, подошла к нам официантка, здоровая такая бабища.
— Не могу, — говорит она, — прочитать ваши мысли.
«Вот оно че!»
— Мы обычные, поэтому не можете — говорю я.
— Аааа! — сказала она удивленно и сразу заволновалась. — Так что вы будете заказывать?
— А можно нам свое поесть? — спрашивает у нее Настя.
«Вот наглая какая, — думаю, — Сейчас точно выгонят».
А та, короче, как услыхала это, посмотрела резко на мелкую, затем на то, что они выложили на стол. Глаза у нее заметались туда-сюда, да так быстро, будто она смотрела на то, как какие-нибудь китайцы в пинг-понг рубятся.
— Да, да, конечно, пожалуйста, — сказала она дрожащим голосом.
И побежала со всех ног обратно, типа, мы заразные какие-то.
Я вообще-то был в шоке от такой обстановки дел. Раньше-то даж воды своей попить нельзя было, приходилось прятать бутылку и пить чуть ли не из-под стола. А тут вон как получается. Жрите, как хотите.
Ну и мы, короче, начали дружно поглощать все, что было у Насти с Лехой. Да так быстро, как будто мы несколько лет не жрали. А официантка эта все смотрела на нас округлыми своими фарами, словно мы инопланетяне какие-то.
В итоге сожрали мы все, и вышли из этого кафе «Кафе» с набитыми животами, и уселись на ближайшую скамейку, чтоб там внутри у нас все улеглось немного.
Но только мы сели, вздохнули облегченно, как перед нами мужик нарисовался. Бледный такой весь, как мел. А губы у него, главное, краснющие-краснющие были. Да, и одет он был странно, в какой-то, типа, костюм. Пиджак там и брюки, но задрипанный, пыльный весь такой, как будто перед тем как его надеть, он им полы в нашем спортзале мыл.
— Че вы такие грустные? — спрашивает он нас. — Сигаретки не найдется?
Мы не успели даже ничего ответить ему, как сверху, между ним и нами, приземлилась женщина. Она была вся в черном, мощная при том, типа, женщина-качок. Она, короче, сразу же схватила этого мужика за ухо.
— Он вам не докучал? — спрашивает она у нас таким хрипящим, страшным голосом, что аж мурашки по коже идут.
Мы отрицательно машем своими бошками, потому что ответить из нас ни кто, ни чего не может, хотя и рты у нас у всех были порастопыренны.
— Извините, ребята, — говорит. — Как напьется, так глаз до глаз за ним нужен.
Сказала она это и потащила его за ухо прям к старой черной развалюхе. Я даже не заметил, как эта развалюха тут оказалась. Закинула она его на переднее сидение, как тряпку какую-то, а сама, значит, заднюю дверь открыла, а там, бугай какой-то сидел.
— Ну, что? — спрашивает она его. — Куда ты его дел?
Бугай сидит и ничего не отвечает.
— Ладно, я-то знаю, что ты его Маришке отдал. Сейчас к ней и поедем, — говорит тетка эта угрожающе, хотя у неё голос и так страшнее некуда.
Он что-то там пробубнил злобно в ответ.
— Ага, так значит, ну точно у нее, сейчас… А ты куда собрался?
Пока она там окучивала эту громилу, мужик, видимо, муженек её, по-тихому дверь открыл и намеревался смыться, но она его за шкирку прям схватила и зашвырнула
