я еще не все прочитала. И, проигнорировав ее неодобрительный взгляд, я вновь уткнулась в книгу.
* * *
Дни текли один за другим, однако к нему никто не приходил. Локи убеждал себя, что ему это безразлично, но беспокойство и нетерпение все сильнее охватывали его, а неизвестность начинала сводить с ума. Заточение и одиночество могли сломить его вернее любых истязаний.
Что же, устроившие эту пытку неплохо его изучили! Физическая боль могла только озлобить и заставить еще больше замкнуться: он бы скорее дал себя убить, чем признался в том, чего не совершал. Локи не скрывал свои мелкие шалости, да и крупные тоже быстро становились всем известны. А иначе в чем смысл? Никакого удовольствия.
Им никогда не двигало стремление к выгоде и прочие приземленные мотивы. Азарт и вдохновение были его постоянными спутниками – это позволяло чувствовать себя живым. Что толку в пирах и битвах? Все пройдет и забудется, а вот истории о нем еще долго будут ходить по девяти мирам, вызывая одновременно ужас и восхищение… Он позаботится об этом.
Так стоит ли ему брать на себя чужие заслуги и признаваться в том, чего он не делал? Локи презирал никчемного нытика Бальдра, любимца богов, который только и делал, что красовался и благосклонно принимал всеобщее умиление. Поэтому его насмешили и даже оскорбили обвинения в зависти. Неужели он хоть на минуту захотел бы поменяться местами с жалким смазливым созданием?
Нет, за убийством стоит кто-то другой. Да и сам бедняга Бальдр может оказаться ни при чем. Просто ему не повезло стать предвестником Рагнарека, и этим воспользовался тот, кому понадобилось приблизить сумерки богов.
Но зачем? Погибнут все миры, ничто и никто не уцелеет… Или это не так, есть исключения? Жаль, Локи невнимательно слушал пророчество. Один вещал настолько скучно и монотонно, что он чуть не заснул и пропустил финал истории. Но остальные внимали, трясясь от ужаса, и наверняка знали! Почему же теперь они не способны немного подумать и принять правильное решение?
Его очень умело подставили. Всем известно: где Локи, там хаос и разрушения. Может, истинная мишень – он сам? Кто-то так сильно ненавидел его, что не пожалел жизни сразу двух богов и продумал изощренный план? У Локи немало врагов – это неудивительно, он давно привык.
Судьба в лице слепого бога Хеда – вот настоящий пострадавший. Он единственный вызывал у Локи симпатию и сочувствие. Такая же невинная жертва. Томится сейчас в мрачном царстве Хель, как он сам в этом подземелье.
Но если для Хеда все кончено, то он еще поборется. Плохо только, что он совсем один и лишен связи с внешним миром. Союзник на воле ему бы не помешал. Но Тора он сам оттолкнул, не в силах сопротивляться своей натуре, – и это вместо того, чтобы попросить друга о помощи!
Он не соблазнял глупышку Сиф, хотя она, кажется, была вовсе не против. Тор слишком много времени проводил в военных походах, да и собеседник из него никудышный. А трюк с волосами стал всего лишь шуткой – Локи хотел проучить Сиф за готовность изменить мужу с его лучшим другом. Глупой, детской, неудачной шуткой, за которую ему пришлось жестоко расплатиться, но он все равно ни о чем не жалел. Локи непроизвольно потянулся к губам и отдернул руку. От ран давно не осталось и следа, но ему вдруг показалось, что уродливые швы по-прежнему стягивают рот, а кровь заливает лицо…
Если он и жалел, то о том, что грубыми насмешками оттолкнул ту единственную, которая могла его полюбить… Утешало только, что она не пришла на суд, не захотев наслаждаться его жалким видом и унизительным положением. От ее любви, наверное, ничего не осталось – он очень постарался, – но врожденное благородство не позволило ей насмехаться над слабым.
Нет, помощи ждать не приходится и надеяться не на кого. Значит, надо действовать самому, пока не стало слишком поздно. А то он рухнет в поглощающий мир огонь прямо из темницы и даже не сразится напоследок с Хеймдаллем. Разве можно пропустить такое развлечение?
Глава 9
Нечисть и все святые
Не люблю теплую осень и «бабье лето» – даже название звучит противно. Все должно быть в свое время! Летом тепло, зимой холодно, весной и осенью прохладно. Таков правильный порядок вещей. К чему все запутывать и устраивать летом арктические вторжения, зимой – оттепели, а осенью – какое-то непонятное лето? По этому поводу у меня имелись к мирозданию некоторые претензии. Невнимательно они там у себя в Асгарде нашей погодой управляют!
Поэтому я только обрадовалась первому серьезному похолоданию. С радостью достала пальто, ботинки, шарф и, довольная собой, отправилась в универ. Настроение против обыкновения было нормальным, почти хорошим.
К семинару я подготовилась – обе «Эдды» прочитала со всеми примечаниями и комментариями. Даже нарисовала в тетрадке высокохудожественные схемы: одну про богов – кто есть кто и кому кем приходится, а другую – про устройство мира. Вторая получилась особенно впечатляющей. Я отыскала цветные карандаши и изобразила ясень Иггдрасиль со всеми девятью мирами и мировым змеем, обвивающимся вокруг нашей многострадальной земли. Одни названия наподобие Свартальвхейма – земли темных альвов, обиталища тех самых цвергов, – настраивали меня на романтический лад, вытесняя из головы малопривлекательную реальность.
Я была этому только рада. Глупую историю с парнями обдумывать не хотелось. Вспоминая про нее, я испытывала странную неловкость и испанский стыд, хотя не чувствовала за собой никакой вины. Неплохо было бы разобраться в происходящем, но в то же время я понимала, что от меня сейчас ничего не зависит. Значит, остается ждать, ведь тайное рано или поздно становится явным, как я еще в младшей школе прочитала в знаменитом рассказе Драгунского. Именно поэтому подходить к Пашке с вопросами не стала. Созреет – сам расскажет.
И мой расчет оказался правильным. Во время большой перемены мы с Ленкой, как обычно, отправились в столовую. Преподаватель по исторической грамматике доцент с говорящей фамилией Сиромаха был столь любезен, что закончил лекцию на несколько минут раньше звонка и великодушно отпустил нас, строго наказав не шуметь в коридорах, смущая неокрепшие студенческие души предвкушением скорого обеда.
Нам повезло: мы проскочили без очереди и заняли удобный столик у окна с прекрасным видом на университетский двор. Там метался ветер, порхали листья, крутились в воздухе вертолетики – диковинные семена неизвестного мне дерева, срывались с веток редкие капли дождя, а в столовой было тепло
