собрались в подобие насекомого, с телом-спичкой и четырьмя спичками-ножками. Насекомое неторопливо и неуклюже заковыляло по столу.
Дед взял «веретено», поднёс его к насекомому. Веретено чуть заметно осветилось и принялось вращаться — ещё более неторопливо, чем полз по столу крохотный голем.
Дед легонько щёлкнул пальцем по поверхности веретена. Над прибором всплыла и развернулась светящаяся надпись. Две цифры: долгота и широта. Координаты.
— Можешь запомнить или записать эти цифры, а позже свериться с картой, — сказал дед. — А можешь поверить мне на слово, что они указывают местоположение нашего дома.
— Насколько точно указывают? — спросил я. — Какова погрешность?
— Плюс-минус пятьдесят метров, если не ошибаюсь.
Веретено и надпись погасли, дед положил прибор обратно в ящичек. Спичечное насекомое, споткнувшись о лежащий на столе карандаш, рассыпалось.
— Вот, приблизительно так это делается, — смахнув со стола спички обратно в спичечницу, закончил дед. — Но, повторюсь — оператор должен находиться непосредственно вблизи изучаемого объекта.
— Понял, — вздохнул я. — То есть, у нас по-прежнему нет никаких доказательств ничьей причастности?
— К сожалению. — Дед развёл руками. — Мёртвый голем — доказательство не более весомое, чем пустая конфетная обёртка... Идём?
— Подожди.
Деда мне было жалко, он явно очень устал — хоть и старался бодриться. Но, коль уж мы здесь...
— Посмотри, пожалуйста. — Я достал из кармана пудреницу. — Что ты скажешь об этом?
— Э-э-э, — сказал дед.
Сдвинул очки на нос, озадаченно взглянул на меня. Потом снова на пудреницу. И снова на меня. Пробормотал:
— Не замечал, что у тебя проблемы с цветом лица. Хотя я, признаться, в таких вещах не силён, по части косметических принадлежностей тебе бы следовало обратиться к Нине или Наде. Да и в целом — не знаю, конечно, как сейчас принято у молодежи, — но для стариков вроде меня употребление мужчиной косметики...
Да уж, старость — не радость. Дед, похоже, всерьёз решил, что я собираюсь консультироваться с ним относительно качества пудры.
— Да ты в своём уме?! — не сдержался я. — Последнее, чем я собираюсь заниматься в этой жизни — пользоваться косметикой. Открой крышку! — придвинул к нему пудреницу.
Дед, поглядывая на меня всё так же озадаченно, открыл.
— Э-э-э... — Вот теперь это было произнесено совсем другим тоном.
— На клавиатуре можно набирать сообщения, — сказал я. — На зеркальце появляются ответы. Тебе знакомо это устройство?
Дед покачал головой:
— Никогда не видел ничего подобного. Где ты это взял?
— Изъял при обыске.
— Что-о? — Очки деда снова уползли на нос.
— Послушай, — я присел на край стола. — Ты ведь сам просил меня провести расследование. Вот я и провожу, как умею. Чему ты удивляешься?
Дед задумчиво покачал головой. Медленно проговорил:
— Я надеюсь... э-э-э... при этом э-э-э... мероприятии никто не пострадал?
— Только девичья честь одной молодой аристократки.
Я сказал это и тут же понял, что переборщил — дед, кажется, приготовился хлопнуться в обморок.
— Спокойно. — Я придвинулся к нему, на всякий случай обнял за плечи. — Шучу, не обращай внимания... Давай сделаем так. Ты осмотришь это устройство с помощью магии, и, возможно, узнаешь что-то. Я не хочу тебе мешать, пусть у нас будет две точки зрения. А потом я расскажу, при каких обстоятельствах раздобыл эту штуку. Идёт?
— Хорошо, — медленно проговорил дед. Оглянулся. — Там, на полке, спиртовка и чайник. Будь добр...
— Конечно.
Я взял с полки небольшой медный чайник, наполнил водой из умывальника. Поставил на стол спиртовку, зажёг. Пристроил чайник над огнём.
Дед всё это время задумчиво вертел в пальцах пудреницу. Проговорил:
— Пока я могу сказать тебе без всякой магии, что это изделие — однозначно не серийного производства. Такая коробочка — штучный экземпляр, и стоит она немало.
— Догадываюсь, — кивнул я. — Что-то ещё?
— Ещё? — Дед посмотрел на меня из-под очков. — Ещё, если угодно — я сомневаюсь, что в нашей стране есть мастера, производящие нечто подобное. По крайней мере, мне о таких умельцах слышать не доводилось.
— А ты можешь как-то включить эту штуку и прочитать сообщения?
— Попытаюсь. Но...
Дед поставил открытую пудреницу на стол. Занёс над ней ладонь — которая осветилась искрами. Искры отразились в зеркальце. Отражение мне показалось каким-то слишком уж яр...
Додумать я не успел. Пудреница взорвалась на тысячу мельчайших осколков.
* * *
— Терпи. — Я принёс из приёмной Нины антисептик и обрабатывал посеченное осколками лицо деда. — Уже немного осталось.
Дед мужественно терпел.
Для того, чтобы добрести от подвала до своей спальни, ему пришлось опереться на меня. Старик и так устал, работая с веретеном, а теперь ещё кровоточили мелкие порезы на лице. Хорошо, что хотя бы глаза уцелели — их прикрыли толстые стёкла очков.
После обработки антисептиком я нанес регенерирующую мазь. В очередной раз предложил деду вызвать Нину и в очередной раз получил решительный отказ. Заставил старика выпить сердечные капли. Тихо, чтобы не будить прислугу, пробрался на кухню и налил в большую чашку чая из тёплого, после ужина, самовара. Насыпал побольше сахара и плеснул коньяка.
Вернулся в спальню деда, подал ему чашку:
— Вот. Выпей, поможет взбодриться.
— Спасибо.
За время моего отсутствия дед успел прийти в себя. Он надел халат, сел на кровати, обложившись подушками, и протирал очки. Когда надел их, на меня вместо растерянного старика снова смотрел князь Барятинский — пожилой, но всё ещё могущественный белый маг, глава древнего рода.
— Рассказывай, — требовательно проговорил дед. — Как к тебе попала эта вещь?
Я рассказал о Кристине. О её подозрительном поведении, о сокурсницах, которые собирались вокруг неё. О том, как я проник в её спальню и спрятался в шкафу. О том, как обнаружил пудреницу. И о сообщениях, которыми две ночи назад обменивался вместо Кристины неизвестно с кем.
Дед на протяжении моего рассказа всё больше хмурился. Даже чай не допил, поставил чашку на столик. А когда я закончил, медленно проговорил:
— Алмазова... Странно. Очень и очень странно.
— Что именно?
— Видишь ли. Если я правильно понимаю, девушка, о которой ты говоришь — это дочь госпожи Алмазовой...
— Логично, — кивнул я, — раз носит ту же фамилию.
— Не перебивай, — нахмурился дед. — Алмазовы — древний, уважаемый род. Отец Марии Петровны,
