перед сном слазаю, и ладно. Кстати, а душ-то работает?» – деловито размышлял он. Лейка заросла известью, но всё-таки брызгала, это обнадёживало.
Видно, что более или менее ценное и целое отсюда хозяева вынесли после похорон. Осталось сплошное барахло. Ефимов собирал в мешок лохмотья и старую обувь из покосившегося стеллажа в узкой прихожей, когда появился Виктор, муж Татьяны Ивановны. Возраст ему добавляли лысина и объёмное пузо, которое маячило складкой из под свитера в затяжках. От него стойко пахло варёной капустой. Виктор отдуваясь принёс железную стремянку, испачканную краской, со стуком прислонил к стене в коридоре.
– Вот. Держи. Это тебе. Жена сказала, чтоб окна помыть.
– Да какие окна! Мороз на улице! – изумился Петя.
– Ну, шторы снимешь, постираешь. Мало ли. Потолки низкие, но всё равно с лестницей-то удобнее будет, – Виктор пожал плечами и закурил, шагнув в комнату.
Петя длинной шваброй с мокрой серой тряпкой сгребал по паркету вдоль плинтусов в коридоре хлопья пыли, спутанные с паутиной и окурками. Протёр от пыли вешалки и полки в прихожей, с облегчением пристроил туда сумку и куртку, которые всё это время сиротливо висели на дверной ручке. Подошёл к Виктору, задумчиво дымившему на пороге.
– Татьяна Ивановна сказала, тут ваша бабушка жила?
– Да, Ба крепкая была старуха, старорежимная. Мать мою, свою дочь, пережила почти на пятнадцать лет, прикинь!
– Ох ты! Это ж сколько ей было?
– До ста лет года не хватило!
– Ни фига себе! – присвистнул Петя.
– Да, пожила Ба, повидала. От рака померла вроде, – Виктор равнодушно пожал плечами. – Мать с ней не ладила. Всё ждала, пока помрёт, думала, деньги останутся. Сначала мать обломалась, потом мы обломались.
– Не нашли?
– Неа... Ба широко жила, думаю, сама всё прожрала, прогуляла. Хоть квартира осталась, это ей от завода дали. Коммуналка за неё капает, решили сдавать. Да кто на такой клоповник сейчас польстится... Ты вот поживёшь, до ума доведёшь, тогда дороже сдать можно будет, – Виктор втёр окурок в паркет мокрым ботинком, откашлялся и вышел, захлопнув дверь.
Петя только рот раскрыл от незамутнённой откровенности квартирного хозяина. «Это ж надо! Правильно бабушка говорила, простота хуже воровства!». Нашёл розетку, придвинул трюмо поближе, включил телефон на зарядку. Петя протёр в комнате карниз от паутины, отцепил шторы, трухлявая ткань, расползающаяся в руках, стирке уже не подлежала, выбросил со спокойной душой. Зато в комнате сразу посветлело.
Спускался к мусорным бакам семь раз. Чихая и кашляя от пыли сгружал в мешки разорванные книги, журналы с телепрограммой, пачки квитанций за многие десятки лет. Подобрал в хламе пять разных пепельниц, все со сколами и трещинами, всё на выброс. Промыл углы, выметя тряпкой залежи тараканьих мумий, комки седых волос. Выбросил два стула, колченогих и рассыпающихся. Ящики комода были пусты, а старушечье тряпьё в жёлтых разводах валялось на полу. Откопал в мусоре тахту со скрипучими пружинами и прожжённой в нескольких местах синей обивкой. «Надеюсь, что клопов в ней не водится, иначе мне конец!» – вздыхал Петя.
«Устал, как собака! Но главный треш вывез, дальше уже полегче будет... Наверное» – на автопилоте думал он, пока тащился до универсама. Продукты решил не брать про запас, холодильник вонял плесенью. На его мытьё сил уже нет. Ефимов прикупил два пледа и полотенце, мыло, новые тапочки и немного еды.
В комнате стало просторно, посвежело. Принёс крепкую крашеную табуретку и целый стул из кухни. У окна письменный стол. Замки на ящиках расцарапаны, щепки торчат: их взломали. Внутри тумбы несколько открыток, выцветшие квитанции и чеки, чернильные пятна, пыль. Тахту Петя застелил пледом, получилось симпатично, даже уютно. «Моя первая квартира!» – с гордостью подумалось ему.
Принял душ, горячая вода вернула к жизни. «Мыло – критерий цивилизованности!» – с улыбкой вспоминал он старое кино, с удовольствием смывая с себя пот и пыль. Мышцы гудели. С сырыми волосами он расслабленно приплёлся в комнату, шаркая по паркету со стёртым лаком. Уселся на тахте и стал медленно есть сэндвич из кулинарии, запивая томатным соком.
«Как же завтра всё будет болеть! Ничего, на работе разбегаюсь. Хорошо, что посуды много. Надо порошку с содой купить, перемыть и перечистить всё. А то, мало ли... Так противно там прилипает всё... А я будильник-то не отключил?».
Петя подошёл к трюмо. На старом зеркале вспучились чешуйки серебряной изнанки. Неловко потянулся за телефоном на зарядке и уронил его между тумбой и плинтусом. С досадой вздохнул и стал двигать трюмо.
«А это что?».
Ногтем зацепил уголок. Похоже на кусок картона или бумажный конверт. Не ухватить. Петя раскрыл дверцу, осмотрел изнутри. Получается, что к задней стенке прибита ещё одна фанерка? А вдруг там что-то ценное? Адреналин взбодрил. На кухне в ящике нашёл большую плоскую отвёртку с ручкой, обмотанной изолентой. Некоторое время поковырялся, сидя на полу и пытаясь поддеть фальшивую стенку. Фанера отошла с треском, ощетинясь мелкими гвоздями. На пол упал квадратный конверт из посеревшей бумаги. Внутри прощупывалось что-то небольшое.
С колотящимся сердцем Петя разорвал ветхий квадратик. На ладонь ему выпал маленький гладкий железный крест, потемневший и в пятнах ржавчины. В погнувшуюся петельку заправлен толстый вощёный шнурок с плоским сложным узлом.
«Да, так себе сокровище! Прям ни в чём себе не отказывай, миллионер в трущобе!» – разочарованно вздохнул Петя, рассматривая находку.
Родители его не крестили, а бабушка была идейно против. Ну, а чего такого? Он машинально расправил петлю шнура и надел его на шею. Подобрал телефон, собирался подняться с пола, глянул в трюмо... И заорал в ужасе!
В отражении за его спиной на тахте сидела дряхлая старуха. Редкие седые волосы собраны в пучок. Серое худое лицо густо иссечено глубокими морщинами, глаза запали в глубокие тени. Длинное светлое платье слишком свободное для тощей фигуры. Дряблый подбородок с шеей стекли складками в вырез. Её иссохшие бледные руки, оплетённые венами болтались в рукавах. Привидение подняло костлявый палец и губам, призывая к тишине, и Петя услышал прокуренный каркающий голос:
– Тихо, баклан!
2.
Ему нужен отдых, нужно отвлечься. Перестать думать о делах и о Софии. Согласовав планы с агентством, Тимофей перевёл оплату за десять дней. Всё это время Ника будет сопровождать его. Заехал за ней в светлую просторную квартиру на Чертановской.
– Привет, котик!
Одета по-домашнему: короткая белая майка и джинсовые шорты, размером с трусы. Старые отметины на бледной коже. Он
