Ознакомительная версия.
Глеб, чтобы не заснуть, встал из-за стола и начал слоняться по комнате. Его взгляд то и дело, словно магнитом, тянуло в ту сторону, где стоял, насмешливо наблюдая за ним потухшим оком экрана, допотопный цветной «Электрон» – телевизионное чудо ушедшей советской эпохи. Интересно, работает ли этот доисторический монстр? Человечество изобрело телевизор для того, чтобы скрасить одиночество, тем самым заменив живое общение киношными эмоциями на экране. Просьбу Глеба включить телевизор Маня перед уходом, погрустнев, отклонила, пояснив, что, пока Ульяна не упокоится с миром на кладбище, нельзя включать телевизор, приемник, даже слушать проводное радио. Почему – она не стала вдаваться в подробности. По всей видимости, душа тещи сильно опечалилась бы, увидев зятя уткнувшимся в голубой экран. Глеб пожалел, что, не желая злить Ольгу, оставил в машине ноутбук с модемом. Сейчас было бы чем заняться, даже если бы не удалось подключить интернет. Статья «Особенности коммуникации в изолированных социумах на примере африканских племен» давно ожидает своего завершения, а ее, соответственно, ждет от него редакция журнала «Вопросы психологии», перед которой у него есть обязательства. А он здесь мается бездельем и попусту тратит драгоценное время! Глеб рассердился на себя из-за того, что, опасаясь гнева Ольги, не прихватил с собой ноут потихоньку от нее. Сельская обстановка давила на него, до мозга костей городского жителя, ощущавшего себя здесь как в заточении.
Почему люди свыклись с тем, что условности довлеют над ними? И он, человек современных взглядов, кандидат наук, вынужденно соглашается с этими сельскими пережитками, берущими свое начало от царя Гороха! Он привез сюда Ольгу для прощания с матерью, и, по сути, больше ему здесь делать нечего, кроме как поприсутствовать завтра на ее похоронах.
Поискав что-нибудь почитать, Глеб обнаружил в коридоре стопку старых газет периода перестройки, приготовленных, видимо, для растопки, и среди них детскую книжку без обложки. Книжка предназначалась для малышей, однако была полна абсурда в стиле Кафки. Бумажный кораблик, по странной прихоти автора названный степным, плывет по лужам и представляет, что вокруг него бескрайний океан. Содержание старых газетных материалов при знакомстве с ними из будущего казалось еще более наивным, глупым и смешным – полным-полно радужных несбыточных планов: государство обеспечит каждую семью отдельной квартирой, в стране будет изобилие продовольствия и материальных благ при бескрайнем океане демократии. «Какими глупыми мы были, как верили мы им!» – попробовал Глеб переиначить слова популярной в прошлом песни, но вышло коряво и настроение не улучшило.
Хмель постепенно улетучивался. На смену ему пришли головная боль, ощущение тяжести в теле. Графин, как он теперь знал, полный жидкого огня, манил его присесть за стол. «Лечить подобное подобным», – вспомнил он неувядаемые слова из романа «Мастер и Маргарита», но воздержался, не поддался искушению.
«Тут скоро завоешь волком от скуки», – Глеб для убедительности повторил это вслух, испугав тишину звуками собственного голоса. Выйдя на крыльцо, поеживаясь от ночной прохлады, он увидел в темном небе стыдливо пытающуюся спрятаться за тучами молодую луну, выросшую на четверть.
«Волки воют на полную луну и с голодухи, собаки – к покойнику, а я завою от скуки, – размышлял он, не отводя взгляда от луны, на которую наползали облака причудливых очертаний. – Интересно, что чувствует четвероногое существо, тренируя ночами голосовые связки? Чем именно манит его светящийся спутник Земли на ночном небосводе?» Глебом овладело неудержимое и дикое желание завыть. Возможно, так делали его далекие предки, вернувшись после неудачной охоты и узнав, что подруга ушла к другому, прихватив весь запас провизии и шкур. Вязкая, непривычная для ушей городского жителя тишина властвовала вокруг, она настораживала и пугала – что-то было не так. И тут он вспомнил. В прежние приезды в село тишина была другая, ее то и дело нарушал собачий лай или другие звуки, давая знать, что жизнь лишь на время затихла. А сейчас село будто вымерло, будто жизнь покинула этот край после смерти Ульяны. «При чем здесь смерть тещи?! – одернул он себя. – Придумал же такое!»
Глеб спустился с веранды и, пройдя через двор, открыл калитку и вышел на улицу, сразу потерявшись в непроглядной темноте. Ни одного светящегося окошка, огонька, никаких признаков присутствия человека – село точно замерло в ожидании чего-то плохого, связанного со смертью тещи Глеба. «Как человек подвержен всевозможным страхам! Достаточно мне, ученому, оказаться в непривычной обстановке, наслушаться сельских баек – и я уже готов поверить во все эти побасенки».
Ему захотелось сотворить что-нибудь необычное, особенное, стряхнуть сонное оцепенение с этих мест. Вернувшись на крыльцо, он – неожиданно для себя – завыл! Он издавал протяжные гортанные звуки – так, по его предположению, воют волки. Он выл все громче и, осмелев, стал выводить рулады на полную силу легких, получая от своего весьма странного действа, вернее воя, необычайное удовольствие, почти блаженство. «Я свободен! Свободен делать все, что захочу!» – ликовал Глеб, продолжая находиться в этом диковинном состоянии. Неожиданно он почувствовал, что не один. Резко оборвав вой, он обернулся и оторопел – рядом стояла Маня и с любопытством смотрела на него.
«Как она могла оказаться у меня за спиной, у входной двери?! Ведь не невидимкой же она поднялась на крыльцо мимо меня, иначе я обязательно должен был ее УВИДЕТЬ!» Окончательно протрезвев, судорожно сглотнув образовавшийся комок в горле, Глеб с неожиданной хрипотцой сказал:
– Извините, Маня, я, видимо, немного перебрал. Крепкая у вас самогонка! Что-то на меня нашло. – Глеб чувствовал себя неловко из-за того, что очутился в глупом положении. «Неужели я настолько опьянел? Увидел бы меня сейчас кто-нибудь из сотрудников института! Вот разговоров было бы!»
– Вы не смущайтесь и проходите в дом. Раздетым вышли на улицу, ведь не лето сейчас, осенние ночи холодные! Не дай боже простудитесь, что я скажу Ольге? – Маня вела себя так, словно ничего необычного не увидела в его поступке. Приблизившись почти вплотную, она тихо, заговорщицки прошептала: – Это Ульяна балуется! Не хочет покидать землю.
У Глеба пробежал холодок по спине, он почувствовал, что и в самом деле замерз, и поспешно вошел в дом.
Знакомая обстановка комнаты, яркий электрический свет успокоили его. Глеб вновь вспомнил о своей глупой выходке, но, к своему удивлению, уже не чувствовал смущения, а был заинтригован словами Мани. Облегченно вздохнув, он опустился на стул возле стола с остатками ужина. Маня, войдя следом, успела в прихожей сбросить бесформенную темную куртку, придававшую ее фигуре квадратную форму и больше похожую на ватник, заменить туфли на тапочки. В плотной серой юбке и темно-зеленой кофте она выглядела по-бабски, хотя свежий цвет лица говорил о том, что она, возможно, одногодка Глеба или чуть старше него. Лицо у нее было округлое, кожа упругая, чистая, из-под черной косынки выбилась прядь светлых волос; глаза у Мани были темно-карие. Она подошла к софе, застеленной покрывалом тигровой расцветки, и устало присела, вытянув ноги.
– Не то чтобы сильно устала – ноги очень болят. Немного передохну и вам постелю.
– Я пока спать не хочу… – Глеб настроился на беседу, с интересом наблюдая за женщиной. – Вы полагаете, что со мной этот конфуз случился не из-за выпитой самогонки, а из-за вмешательства… – Глеб многозначительно поднял глаза к потолку.
– Полагаю, что так оно и есть, – без раздумий подтвердила Маня. – Ваша теща была необычным человеком, попросту говоря, сельской ведьмой!
– Ведьмой?! – Не удержавшись, Глеб улыбнулся. «Все-таки в селе сохранилось много предрассудков и пережитков прошлого, всякой чертовщины».
Его мировоззрение основывалось на строгих научных принципах. Он свято верил в эволюционную теорию Чарльза Дарвина и допускал, что ко многим белым пятнам и нестыковкам этой теории имеют отношение скорее инопланетные существа, чем некое божественное начало. Глеб видел, что СМИ зачастую активно рекламирует всевозможных ведьм, черных и белых колдунов, экстрасенсов, и был глубоко убежден в том, что они не более чем шарлатаны, лжецы, авантюристы, паразитирующие на наивной вере некоторых людей в сверхъестественное. По его мнению, все сверхъестественные события и явления нужно объяснять с позиций науки, только у ученых до этого не всегда доходят руки, так как они решают более серьезные и насущные проблемы.
– Не улыбайтесь так, Глеб, это очень серьезно! Считаете меня наивной суеверной простушкой? Я преподаватель физики и математики в здешней школе! Мне это слово больше нравится, чем «учитель». Солидное, обстоятельное. В свое время я окончила пединститут в Киеве, сюда попала по распределению на три года, а осталась на всю жизнь. Знаете, как это обычно бывает – вышла замуж, родила дочь. Я даже училась в аспирантуре, заочно, мечтала о научной деятельности, но силы воли не хватило довести задуманное до конца. Считаю себя представителем сельской интеллигенции. К суевериям отношусь как обычный здравомыслящий человек, ведь преподаю точные науки. Однако Ульяна своими колдовскими штучками порой заставляла меня сомневаться в незыблемости некоторых законов физики. Мы с ней сдружились, несмотря на большую разницу в возрасте. Возможно, нас объединило то, что она здесь пришлая, как и я. Для местных мы всегда остаемся чужаками, сколько бы тут ни прожили.
Ознакомительная версия.